что нелюдь обнаружит его в укрытии. И чем ближе тот был, тем яснее понимал это ромей. Он ведь вошел в воду, когда охотился на сома, и теперь его след легко было взять. А у упыря обоняние, как у хорошей ищейки.
Калокир вверил себя заступничеству небес и поднялся во весь рост. Волк замер неподалеку, потом начал неспешно приближаться.
– Зачем ты бежал, христианин? Святослав велел разыскать тебя и вернуть. Ты ведь побратим его!
Волк казался совершенно не уставшим: даже дыхание ровное. В лунном свете его рыжие волосы казались розоватыми, глаза светло поблескивали из-под отросшей челки.
Калокир чувствовал себя вконец растерянным – от страха, от изнеможения, от бессилия… Как сражаться с упырем? Кол! У него за поясом осиновый кол. А в калите на бедре – маленькие серебряные ножи. Но под притягивающим взглядом упыря он не может пошевелиться. И только губы непроизвольно шепчут:
– Отче наш, сущий на небесах…
Волк оскалился – из приоткрытой пасти послышался глухой рык, показались длинные белые клыки, волосы встали дыбом, – и принялся кружить вокруг опустившегося на колени ромея, не сводя с него мерцающих глаз.
– И сколько ты так продержишься, ромей?
Он не мог приблизиться, пока Калокир изливал свою душу в молитве!
– Да святится имя Твое!.. – твердил Калокир.
Он повторял снова и снова, потом стал читать молитву к Богоматери. И опять – «Отче наш»… Так продолжалось долго, горло у патрикия пересохло, но никогда еще он не молился с таким жаром. Даже закрыл глаза, вверившись покровительству небес. Его страх отступил – он чувствовал себя под могучей защитой, одолеть которую не мог никакой упырь.
А потом Волк вдруг замер и уставился на вершину холма. Калокир продолжал молиться, но теперь и он кое-что заметил. Длинная тень упала на траву из-за его спины. Он оглянулся: на холме, под которым он надеялся укрыться, появилось несколько верховых степняков. Это топот их коней он слышал, припав к земле! Долго же они кружили по степи, пока не добрались сюда. Но сейчас патрикий был рад копченым. Они были живые! Из плоти и крови!
Один из печенегов что-то сказал другим и стал разматывать волосяной аркан. И тем отвлек Волка. Упырь повернулся к ним, расставив руки, и пригнулся, готовясь к прыжку. Теперь он стоял спиной к Калокиру, и ромей не упустил свой шанс.
Еще миг назад он казался себе жалким и бессильным, а теперь выхватил из-за спины кол и стремительно бросился вперед. На Волке был кожаный доспех, и все же упырю не устоять против осинового острия. Калокир ударил в середину спины. От толчка Волк рухнул ничком, а патрикий с неистовым криком навалился на свое оружие всем телом, вгоняя острие все глубже. Лопнул панцирь, кол вонзился в плоть. Калокир забыл и о печенегах, и о том, что Волк очень силен. Тот рванулся под ним, вывернул голову с оскаленными клыками. Но уже хрустели позвонки, и он только забился сильнее, вырывая когтями траву, суча ногами. Его громоподобный рык раскатился над степью… потом стал глохнуть, превратившись в поскуливание, в шипение… в глухой человеческий стон.
Все. Пробив тело упыря насквозь, кол вошел в сырую землю. Волк уже не двигался, но Калокир по-прежнему не мог перевести дыхание; он все еще лежал на трупе, задыхаясь и хрипя. Пот заливал глаза, его била крупная дрожь.
Он не помнил, как поднялся и опять увидел печенегов. За это время они так и не сдвинулись с места. Но когда он, пошатываясь, выпрямился, тронули коней и приблизились. У одного в руках был аркан, но он и не подумал использовать его. Степняки молчали, глядя на пронзенного колом могучего воина. И, кажется, что-то понимали.
Тот, кто был среди них главным, что-то отрывисто бросил воину с арканом. Воин спешился, передал повод коня Калокиру и коротко сказал:
– Едем с нами. Это дурная ночь.
Калокир с трудом, как немощный старик, взобрался на лохматую лошадку. Он не знал, куда его везут, о чем негромко переговариваются печенеги. Он был весь в крови упыря, которая в свете луны казалась черной и издавала зловоние.
А потом показался стан печенегов с множеством шатров, залаяли псы, в темноте прибывших встретили какие-то люди. Калокир сошел с коня, огляделся. Его толкнули в спину, у догоравшего костра кто-то спутал его ноги веревкой и сказал:
– Ты сильный воин. Ты убил шайтана. За тебя хорошо заплатят.
Итак, он стал невольником. Но сейчас ему было все равно. Он лег на землю, сжавшись в комок, и уснул.
Утром он оглядел себя – весь в заскорузлой крови, уже побуревшей, как у любого смертного, руки ободраны, шапку где-то потерял. К нему подъехал сам хан Куря.
– Ну и ну! – воскликнул он и рассмеялся. – Любимец самого князя русов! Не сразу тебя и узнал, патрикий. Говорят, ты герой? А у
