напомнить себе, что он на том же острове, где всего пару дней назад охотился на косуль со Святославом, удил рыбу на берегах. И все же сейчас, этой колдовской ночью, с этой невероятной женщиной, Калокир готов был поверить во что угодно.
– Ну как, не жутко тебе, гость иноземный? – слышался рядом легкий рассыпчатый смех ведьмы. – Что-то ты болтать перестал.
– Ты верно заметила, не по себе мне, Малфрида, – отозвался ромей. – Но к страху надо привыкнуть, тогда он чем-то обыденным станет. Так что веди дальше. Показывай свои дива дивные.
И шагнул вслед за ней под кроны деревьев, лишь на самом верху освещенные сиянием наконец-то взошедшей луны.
Но вместе со страхом Калокир испытывал и жгучее любопытство. Что бы ни происходило вокруг, он понимал, что ничего подобного ему еще никогда видеть не приходилось. Но разве не за этим он вернулся на дикую, загадочную Русь? И тут страх свой надо проглотить и зубы сжать, чтобы криком не вырвался. Ибо Калокир и впрямь испугался, когда сквозь чащу рассмотрел, как над деревьями по воздуху что-то летит. Присмотрелся – женщина! Старуха, сидящая в ступе, в каких обычно толкут просо. Ее длинные, совершенно седые волосы развевались, тощими руками она держала помело, которым поводила по воздуху, как гребец веслом. Эта странная и ужасная старуха, заметив Малфриду, спустилась ниже и проплыла между стволами сосен так, что совсем близко слышалось ее сопение и можно было увидеть, как белым огнем полыхнули ее глаза, когда она заметила рядом с ведьмой чужака. Старуха в ступе даже застыла на миг – худая, сутулая, косматая, с безобразным лицом, – но ведьме приветливо помахала скрюченной рукой.
Малфрида тоже ответила взмахом. И Калокир решился – тоже помахал. Старуха в ступе глухо рассмеялась, да так, что поднятая рука ромея замерла, будто онемела, и не могла пошевелиться. Потом это прошло. Может, совладал с собой, потому что ведьма на него оглянулась с неким одобрительным интересом.
– Ты что же, самой Яги не опасаешься?
– А ты? – отозвался он.
Малфрида не могла понять, удивляет или раздражает ее легкомыслие иноземца. Может, дурачок кликушный? Но нет, ей сказывали, что он один из самых лучших витязей Святослава. А может, былое христианство сказывается? Не верит, не считает достойным… Ничего, жуть неведомая и не таких до дрожи доводила. А красень тем временем глаз не сводил с удаляющегося силуэта Бабы Яги.
– Яга, считай, наперсница моя верная и прибыла сюда по моему зову. Сутью же она злобная нежить, к тому же балуется человечиной. Людоедка – вот как о ней бают.
Ухмылка Калокира застыла.
– Странные у тебя подруги, Малфрида. И чего ты ее сюда зазвала, когда вокруг столько народу? А если накинется на кого?
– Не накинется, – тряхнула головой чародейка. – Она вон на том острове обосновалась. – Малфрида указала в сторону реки, где виднелся длинный, поросший черным лесом пласт среди вод. – Там ей спокойно, а сюда она может явиться, только если беда нагрянет. Некогда Яга меня волшбе учила, но теперь я сама такие заклинания ведаю, что стала она послушна моей воле.
Калокир понимал лишь одно: пока он остается спутником чародейки, опасность его минует. Потому и приблизился к ней, даже за руку взял. И была эта рука так холодна, что, казалось, обжигала. Пришлось отступить, он затряс рукой, охнул удивленно. Надо же, а ведь недавно еще жар от нее шел… Малфрида рассмеялась. Смех у нее был чарующий, звонкий, но в этой тиши, когда только тростники шуршали под порывами ветра у реки да тявкали лисы в чаще, он казался оглушительным, торжествующим и… недобрым.
«С кем это я тут брожу? – подумал Калокир. – Человек она или нежить?»
Малфрида же шла дальше. Теперь она повернула от побережья вглубь острова. Вокруг поднимался темный бор, но ведьма хорошо видела во мраке, в отличие от ромея, то и дело оступавшегося и налетавшего на кусты. Один раз он споткнулся о торчащий из земли валун, охнул, заскакал на одной ноге, морщась от боли. Его мягкие сафьяновые сапожки совсем промокли, подол обшитой парчой далматики истрепался, а когда он зацепился за сук, ткань затрещала, разрываясь. Но отстать от чародейки Калокир не решался. Пусть и было в ведьме нечто пугающее, но без нее он чувствовал себя дитем заблудившимся. Хотел попросить ее вернуться, но сдержался. Хотя и сожалел в душе, что не было с ним никакого оружия: он ведь от капища к ней пришел, а туда с оружием не допускали. По пути ромей подобрал какой-то сук, чтобы в руке было хоть что-то, чем себя защитить. Однако сук вдруг стал извиваться, зашипел гадюкой. Калокир не смог сдержать возгласа, отбросил прочь. А Малфриде все нипочем – смеется себе, и только.
– Хорошо я работу свою сделала, – сказала вдруг ведьма. – Если такой хоробр, как ты, верещит, то других эти страхи вовсе прочь погонят.
