Одновременно он хотел применить водяной движитель к первой механической пилораме, верфь в Портсмуте постоянно страдала от недостатка высушенной древесины. Пилить доски в другом месте своих владений граф не собирался, уже два года, как он запретил вырубку строевого леса.
Более того, через год к нему присоединился король, под большим напором со стороны волхвов и Судислава, в частности. Ярослав запретил вырубку строевого леса во всех королевских угодьях, ввёл огромный налог на рубку корабельного леса в иных землях королевства. Потому все верфи Портсмута уже второй год работали на привозном сырье, дубы и корабельные сосны привозили с материка, порой пригоняя огромные плоты через Па-де-Кале, иногда буксируя баржи, гружённые лесом. Кроме чисто монополистических идей сохранения первенства в количестве кораблей, в такой затее были экологические моменты сохранения реликтовых лесов острова, которые оказались абсолютно нетронутыми, особенно вдали от береговой линии. Была в этом и третья мысль, на которую, собственно, и повёлся Ярослав. Он понимал, что рано или поздно правители материковых стран, занятые сейчас непрерывными войнами друг с другом, спохватятся и начнут строить корабли, развивать торговлю. При наличии огромных запасов леса на своей территории, те же франки, иберы и мавры быстро догонят и перегонят островное королевство по торговым и военным флотам.
Однако, если к тому времени все удобно расположенные леса будут изведены и проданы, такой рывок замедлится по нескольким причинам, где не последнюю роль будут играть удалённость нужных лесов от моря и привычка продавать строевой лес островным купцам. Результатом королевских указов стало полуторное удорожание постройки кораблей и резкое сокращение их выпуска. Если раньше с верфей Портсмута сходили в год по пять-восемь кораблей, то последний год мастера спустили на воду всего два корабля- тройки. Основной причиной такого снижения стало отсутствие выдержанной древесины. В Лондоне и других портовых городах спускали на воду и того меньше, по одному-два корабля в год. Причём почти все мастера копировали с небольшими изменениями удачную конструкцию тройки, как самый ёмкий и быстроходный корабль современной Европы. Быстроходнее получилась лишь двойка, на постройку которой никто, кроме графа, не решался. Личная флотилия Лосева насчитывала двадцать троек и три двойки, первая «Чайка» давно отслужила и катала ребят по заливу, осталась учебным судном для будущих моряков. Для них, моряков, граф выстроил морское училище, куда вербовщики заманивали парней со всего острова, главным пряником выступала возможность посмотреть мир, дальние страны, и неплохо заработать при этом. После года обучения парни получали места на новых судах соответственно с полученными знаниями. Кому-то суждено было в первое плаванье отправиться штурманом, кому-то боцманом, кто- то находил своё место среди пушечных нарядов, а большинство шло простыми матросами, не теряя надежды выслужиться в кормчего с полученным опытом.
Кормчими кораблей Ярила назначал моряков после нескольких лет плаванья, желательно участвовавших в морских сражениях. Он давно вырос в опытного морского волка, женился на девушке из Прикамья, она родила ему первую дочь. Жили родственники в Портсмуте, в доме на набережной, как полагается семье адмирала. Ярила гордился своими моряками и не раз доказывал их стойкость и силу на море. За последние годы славяне с Оловянного острова обеспечили спокойное мореплавание в Северном море и дальше вокруг Скандинавского полуострова, на Балтике. Если пять лет назад каждое плаванье торговцев сопровождалось двумя-тремя морскими сражениями, порой на торговые караваны нападали до сорока драккаров и лодий, то за прошлый год парни отразили всего одно нападение за сезон. Плаванья в северных морях становились скучнее, морские карты северного побережья Европы сводили на нет элемент случайности, и кораблекрушений за последние два года подопечные Ярилы не допустили.
Южнее Кадиса Сергей пока запрещал плавать, до поры до времени придерживал боевой напор своего шурина, мечтавшего собрать десяток кораблей и добраться до берегов Западной Африки, избавиться от посредников-мавров в торговле. Лосев не хотел портить отношения с маврами окончательно, хватало забот в Европе. Уже полгода бродили слухи о готовящемся крестовом походе против язычников-славян, захвативших английское королевство. Генрих Нормандский и епископ Кентерберийский, на фоне возвращавшихся из Первого крестового похода рыцарей, уговорили папу объявить Второй крестовый поход. Урбан Второй зимой тысяча сто первого года объявил долгожданный по обе стороны Ла-Манша, Второй крестовый поход против язычников. Богатство славянского королевства и его торговцев настолько бросалось в глаза, что практичные рыцари сочли близких соседей достаточной добычей. Зачем тащиться за тридевять земель в жаркую Палестину, когда совсем рядом есть не менее богатая страна с хорошим климатом, обещавшая, кроме добычи, уже выстроенные замки и земельные владения.
Среди рыцарей, рвавшихся во Второй крестовый поход, больше пяти сотен были выходцами из Оловянного острова, за время странствий потерявших всё, земли, замки, родных и перспективу устройства в будущем. Эти воины давали друг другу клятву сражаться до последней капли крови, не сдаваясь в плен. На мирных горожан подобные фокусы действовали весьма внушительно, заставляя забыть о бесславном поражении предыдущей армии вторжения, пять лет назад. Всю зиму государства Европы собирали силы для решительного удара по язычникам, свившим своё змеиное гнездо рядом с оплотом католицизма, Францией. По
