Еще он привил утреннюю росу к портретам Пропавших людей, чтобы те не переставая лили слезы.
– Если мы так легко отыскали убежище Созидателя, почему его до сих пор не нашел Генерал? – спросила Лючия.
– Эй! – вдруг послышалось между деревьями.
Несколько побегов на земле переплелись, принимая форму человеческой руки. Хьюго потянул за нее и вытащил на свет нечто высокое и худое, сделанное из прутьев. Вокруг существа заклубился зеленый туман, вылепляя ноги, руки и черты лица. Сквозь него, на глазах превращаясь в одежду, проросли листья. На плечах соткался паутинный плащ. Пауки в отчаянии цеплялись за него, потому что человек, созданный из тумана, принялся махать руками и кричать:
– Разве вы не видите? Разве вы не слышите? Подождите-ка! У вас еще нет лесных глаз и ушей?
Он указал наверх и на их глазах растянул пространство между облаками, сделав его гигантской барабанной перепонкой. Вот почему Созидатель знал каждый замысел в доме Генерала, слышал каждый шепот в Рио-Секо.
– Рыбы и птицы прислушиваются к моим небесным ушам, поэтому мы тут же узнаем, если он соберется сюда прийти. Правда, зря мы доверились стервятникам.
– Теперь я тоже слышу! – сказал Хьюго. – Но чьи это стоны?
– Людей, запертых в лагере, – тихо ответил Созидатель.
Хьюго сел на землю. Слезы людей в лагере превращались в подземную реку, которая текла через лес обратно в Рио-Секо. Хьюго вспомнил отца, которого никогда не видел. Где он похоронен? Еще Хьюго скучал по Музыканту, который был к нему так добр. Удалось ли ему спастись?
Лючия погладила Хьюго по алым волосам, и его пылающие мысли пронзили ее кожу. Такова, в конечном счете, любовь: она способна проникнуть в чувства человека, не заставляя выворачивать душу, не причиняя боли. Лючия скорбела обо всех пропавших: сыновьях, дочерях, мужьях, женах и друзьях. Как она могла быть такой эгоистичной, собираясь просто улететь в новый мир вместе с Хьюго?
Созидатель был в отчаянии: ему до сих пор не удалось спасти узников. Он скрещивал виноградную лозу с терновником, надеясь справиться с железной проволокой, – но нежная растительность беспомощна против острого металла. Ворота лагеря закрывались на огромный висячий замок. Как-то раз Созидатель послал дикобразов вскрыть его своими длинными иглами, но стража застрелила их всех до единого. Подземные слоны вызвались пробраться под лагерь и разнести его в клочья – но фундаменты домов уходили слишком глубоко в землю.
– Погоди, – сказал Хьюго. – Ты сказал, ворота заперты на замок?
– Так и есть, – ответил Созидатель. – И преогромный.
– А для большого замка, конечно, нужен большой ключ.
– Разумеется.
– Точно! – воскликнула Лючия.
Сейчас она не просто читала мысли Хьюго: она улавливала его идеи еще до того, как они оформлялись в слова.
– Генерал носит на шее большой золотой ключ, – сказал Хьюго, сжимая ладонь Лючии.
Над их головами носились птицы, расписывая небо диковинными красками. Несмотря на страх, Лючию переполнял восторг. Розовый с зеленым! Хаотичные полосы оранжевого с рябящим фиалковым! Разве кто-либо когда-либо видел подобные краски? Лючия решила бороться за этот яркий мир до конца.
– Когда армия найдет нас, – твердо сказала она, – мы сорвем ключ с шеи Генерала.
– Хорошо, – кивнул Созидатель. – В этот раз мы не станем прятаться.
Он решил послать лозу, чтобы украсть ключ, когда Генерал будет в пределах досягаемости.
– Опасная затея, – сказал Хьюго.
– Смертельно опасная, – подтвердил Созидатель, и зеленый туман, ставший его кожей, побледнел.
Пауки соткали навес, чтобы укрыть их. Лючия вытащила коклюшки с нитями и начала плести шар для дирижабля. У них не было лишнего времени, так что Хьюго и Созидатель помогали ей. Звезды мерцали, словно тоже за них тревожась. Олени следили за Рио- Секо с помощью изобретенных Созидателем перьескопов – длинных ветвей с глазками павлиньих перьев на концах. Малиновки и красные кардиналы раскрашивали воздух ярко-алым, словно скандируя: «Шагни в огонь! Схвати ключ!»
Когда наступила ночь, Лючия попросила Созидателя рассказать, что случилось, когда солдаты обнаружили его цветы.
– Они вырвали все растения в саду, – ответил он, – но каждое из них осталось жить и цвести в моих мыслях. Пока я заботился о воображаемом саде, мое тело постепенно изменялось. Воспоминания о тех, кого не пощадил Генерал, иссушили меня, и я стал строен, словно тополь. Слезы, которые я скрывал, окружили меня густым туманом. Всякий раз, когда я видел невзрачных серых
