глаза.
– Что это за снадобье?
– Противоядие. Сильное очень. Нельзя часто принимать, может убить. Дашь еще похлебки? И хлеба…
Я от нее тоже не отставал в трапезе, так что скоро котелок с варевом показал свое дно. На улице окончательно рассвело, и я стал собираться в дорогу.
– Ты не будешь против, если я с тобой доберусь до Заречья? – неожиданно спросила Купава. Она уже вздела на себя броню и теперь готовила переметные сумы.
– Я уже говорил тебе.
Инокиня внимательно на меня посмотрела, помолчала немного и затем, явно стесняясь, поинтересовалась:
– Скажи, зачем ты обо мне заботился?
– Не должен был? – Я обтер лезвие меча ветошью и вбросил его в ножны. – И поспеши, к полудню мы должны быть на месте.
– Не любят нас, – коротко пожаловалась Купава, опоясалась тяжелой перевязью с саблями и уточнила: – Мужи не любят. Наветы гадкие распускают. А ты странный…
– Какой есть. Готова?
– Да. – Девушка подтянула пряжку на перевязи. – Да, вот теперь готова. И все-таки?
– Что?
– Почему не воспользовался моей беспомощностью? Мог бы и ограбить. Или еще чего хуже.
Я мысленно выругался. Ну вот, а все так хорошо начиналось… Вот к чему эти дурацкие вопросы? Нет, женщины – они и в Обители женщины, и всегда ими останутся. Надо эту ненужную болтовню пресекать.
– Не майся дурью. Стой, не надо… я уже принес подношение к алтарю. За тебя – тоже. Идем.
Купава опять как-то странно на меня посмотрела, однако перечить не стала. Но и молчать – тоже. Не знаю, какой кикиморы она мне вчера показалась молчуньей, может, из-за болезни, но на практике дева оказалась ужасной болтушкой. М-да…
– Мужчины – ужасные хамы и развратники, – сообщила она первым делом. – А иноки из мужской обители и подавно.
Я промолчал, надеясь, что разговор утихнет сам по себе. Если нет, то осталось потерпеть всего с десяток верст, и до свидания, инокиня Купава.
– Но ты не такой, – со значением добавила девушка. – Другие бы…
– Что другие? – не удержался я. – Снасильничали бы деву беспомощную?
– И ограбили бы, – энергично кивнула воительница. – Похотливые козлы!
– Все?
– Почти! Не все сделали бы, но все подумали бы точно об этом, – убежденно заявила Купава.
– Ага, это точно… – тяжело вздохнул я. – Вот и я… того…
– Что? – насторожилась Купава.
– Думаю постоянно, кого бы снасильничать.
– Да? – недоверчиво переспросила воительница. – А почему тогда… ну-у… это…
– Не глянулась ты мне. Не в моем вкусе, – брякнул я и на всякий случай положил руку на меч. Кто их, этих болтливых воительниц, знает…
– Что?! – взвилась Купава. – Да ты… ты… – Она долго не могла подобрать нужного слова. – Ты… хам! И я вызываю тебя. Прямо здесь и сейчас! Вот!
– Убить меня хочешь? – спокойно уточнил я, рассматривая в упор девушку. Она в своей ярости стала необыкновенно хорошенькой. Такая восхитительная фурия. Ух…
– И убью! – уверенно заявила дева.
– Спасителя своего?
– Но… – заколебалась Купава.
– На руках носил, – загнул я палец. – С ложечки поил-кормил, спасал как мог, ночей не спал, переживал – и вот, дождался благодарности. И кто здесь хам? Руби уже, неблагодарная хамка…
– Не кормил с ложечки, – запротестовала инокиня.
– Кормил-кормил, – нагло соврал я. – И еще ночью дохой укрывал, как дите приболевшее.
– Знаешь что!!! – со злостью воскликнула Купава. – Спасибо тебе, благодетель хренов, но дальше я как-нибудь сама…
