Даже вроде как свадьбу сыграли. Но Пета так и не появилась. Жаль, но ничего не поделаешь. Она стала очень важной персоной, так что ей не до меня.
– Поздоровайтесь с дядей Гораном. – Хафлингесса, весело улыбаясь, подвела девочек ко мне.
– Милица Додон из дома Додонов… – отчаянно смущаясь, сообщила Милка и спрятала лицо у Франки в юбке.
– Янина Додон из дома Додонов… – Ее сестричка, совсем наоборот, смущаться даже и не думала. Она сразу начала что-то нашептывать на ухо Милице, временами прыская смехом.
Я как мог приветливее улыбнулся девочкам. Не испугать бы – рожа-то еще до конца не зажила.
– Видишь, какие красавицы! Все в меня! – с гордостью заявила Франка. – Совет Древа разрешил мне их усыновить, да и муж был не против. Ну да ладно, скажи лучше, как ты?
– Ничего. Выздоравливаю.
– Это хорошо! – сказала хафлингесса и, неожиданно протянув руку, поправила воротник на моей рубахе. – Я рада, очень. Петка передает тебе большой привет. Она хотела приехать со мной, но не смогла.
– И ей передавай привет.
– Передам, конечно. Но мы очень спешим, – извиняющимся тоном сообщила Франка и положила мне на колени увесистый замшевый мешок. – Вот плата с премией от моего мужа. Посмотри на досуге… – Последние слова она с намеком выделила. – И еще тебе хотят кое-что передать.
Один из хафлингов сделал шаг вперед и громыхнул басом:
– Дом Кога?нов умеет ценить доблесть и выражает тебе, Горан, свою признательность за спасение девы нашего дома!
Пара подгорников почтительно поднесла мне бархатную черную подушку, на которой лежал длинный, слегка изогнутый меч в оправленных серебром ножнах, длинный широкий нож и клевец, парного вида с мечом и ножом. Рядом с ними свернулся в клубок пояс, набранный из металлических звеньев на основе из толстой кожи.
– Прими сии клинки и владей им во славу своего дома! – торжественно продолжил подгорник, а его товарищи с поклоном вручили мне оружие.
– Благодарю, дом Кога?нов… – Я сдержанно поклонился в ответ.
Хафлинги с каменными лицами сразу замаршировали к двери. Франка на прощанье обернулась и подмигнула мне.
Я с облегчением выдохнул, потянул из ножен меч и с восхищением провел ладонью по искрящейся разноцветными рунами голубоватой стали. – Вот это угодили так угодили…
Меч, а вернее, тяжелая длинная сабля поражала своей лаконичной красотой и совершенством. Длинная, слабоизогнутая, с обоюдоострой елманью и слегка увеличенной кривизной к острию в первой трети клинка, достаточно удобная как для рубящих ударов, так и для уколов. Рукоятка в форме орлиной головы и крестовидная гарда ласкали взгляд богатой серебряной чеканкой и изысканным совершенством форм. Вот ты какой, меч подгорников, под названием паллия… Серьезный клинок! Подарок пришелся как нельзя кстати, с недавних пор я остался совсем без оружия. Только засапожник и сохранился. Да и доспех придется в починку отдавать, если вообще не выбрасывать. Скорее последнее. Лекари говорили, что срезали броню с меня кусками вместе с кожей. Но это дело поправимое. Вот и денежек подкинули.
Я невольно залюбовался оружием, но потом вспомнил о словах Франки и полез в кошель. Помимо сотни двойных хафлингских марок, там лежала маленькая записка, свернутая в трубочку и вставленная в мужской массивный серебряный перстень с кроваво- красным рубином.
– «Горан, сладкий мой, – шепотом прочитал я четко выписанные округлые руны, – у меня теперь есть поместье в Добренце. Все лето буду там: муженек покинул Острова, заводит свое дело в городе, но часто будет в отъездах. Да… то, что мы нашли у упыря, я уже забрала. Свою долю получишь при встрече. Жду, целую, твоя Франтя».
– Ну вот, как я и подозревал, Франтя оказалась самой умной… – Я спрятал записку и потянулся к бокалу.
– Ну что, парень? – Из-за портьеры неожиданно вышел Акакий. – Ты уже определился по жизни?
– Вы все правильно понимаете, ваше святейшество.
– Ну что же, – хмыкнул священник. – Упорство, хоть и глупое, тоже достойно уважения. Да… совсем забыл. Ежели ты думаешь почивать на лаврах победителя злобного лича, то глубоко ошибаешься. Всем известно, что оного друмана извели доблестные витязи Синода. Но никак не ты. Ежели кто и заметил, как оный Горан порхал в небесях, долбя чудище по загривку, то он уже сие забыл и не вспомнит во веки веков. Надеюсь, тебе понятно? А ежели ты будешь упорствовать, приписывая себе славу, то мы будем вынуждены вмешаться…
– Плевать… – ответил я, не особо раздумывая. – Не я так не я. Плевать…
