Она говорила с ним прямо из воздуха.
Он не знал, что сказать. Ее голос был таким счастливым, однако, это ее счастье делало его несчастным. Он ненавидел себя за такую реакцию, но никак не мог это изменить.
- Ты сама выбрала сделать это?- спросил он, эти слова даже для него самого позвучали грустно и жалобно.
- Но ты ведь знала, что по-другому мне бы не дали ветку тейнквила, да?
- Но ты знала,- продолжал настаивать он, отчаянно пытаясь добиться от нее этой маленькой уступки.- Ты знала, что поможешь мне, став эриадой. Ты знала, что для того, чтобы тейнквил дал мне свою конечность, требовалось отдать себя тейнквилу.
Она замешкалась лишь на мгновение.
Она кружилась вокруг него частичкой эфира, бесплотным голосом на фоне тихого пения ее сестер эриад, ее новой семьи, ее новой жизни. Он попытался увидеть ее по звуку голоса, но не смог этого сделать. Он хорошо помнил ее, однако усилий для того, чтобы создать образ по одному ее голосу, оказалось недостаточно. Он не хотел, чтобы она стала частью какой-то картины - он хотел, чтобы она вернулась живым, дышащим человеческим существом, и те образы, что он сумел создать в своей голове, не смогли запечатлеть ее именно таким путем.
Он устало откинулся назад.
- Когда ты решила это сделать?- Голос его сорвался от захлестнувшего отчаяния.- Почему ты не сказала мне? Почему не рассказала об этом?
Пение усилилось и ослабло, как волна эмоций, рожденных дуновением ветерка.
- Если ты любила меня так сильно…