Я даже зажмурилась, предвкушая сладостные мгновения.
Только бы не проснуться, только бы не проснуться… Не сейчас…
А потом услышала, как совсем близко вскрикнул какой-то мужчина.
Открыла глаза, желая выяснить, кому ж это хватило наглости помешать моему воображаемому поцелую. А увидела наглые карие глаза на так хорошо запомнившейся мне смазливой физиономии.
– Ты-ы!!! – зашипели мы в один голос и продолжили стоять на коленях, с ненавистью таращась друг на друга.
Я опомнилась первой и в лучших итальянских традициях от всей широты русской души залепила негодяю две пощечины. Чтобы одна щека за другую не отдувалась.
И тут же досадливо выругалась.
Черт! А вот теперь я очень хочу проснуться!
Глава 3
По-видимому, кто-то там наверху решил продублировать немую сцену, и после моих пощечин и образных выражений на родном языке в саду снова повисла напряженная тишина. Пока итальянский гад сверлил меня взглядом, я задавалась мучительным вопросом: сон это все-таки или не сон? Тихий голос разума, до этого, похоже, пребывавший в глубокой отключке, нашептывал, что все случившееся со мной – реальность. Жестокая, очень подлая, но все-таки реальность. И краснощекий тип мало того что похитил меня вчера и с помощью какой-то дряни принудил к сексу, так еще и непонятно с какого перепугу на мне женился.
Кажется, к тому моменту наркотик из организма еще не выветрился, потому как на ум вдруг непонятно отчего пришли известные строки из «Молодого Франкенштейна»: «Могло быть и хуже. Мог пойти дождь».
Не успела я так подумать, как по закону подлости на землю обрушился настоящий ливень. Прогремел гром, и сумрачное небо пронзила слепящая вспышка. Головы всех, как по команде, повернулись к оливковому дереву, разрезанному пополам ударом молнии. Всего за несколько секунд я промокла до нитки. Зато благодаря освежающему «душу» и неожиданному светошоу народ наконец-то отмер.
– Portatela via![2] – крикнул стоявший в кругу мужчина, и, прежде чем я успела что-либо сообразить, двое громил в смокингах подхватили меня под мышки и понесли к дому.
А я, окончательно сбитая с толку всем происходящим, поначалу растерялась и даже не подумала оказать им сопротивление. Уже у самой лестницы оглянулась на кареглазого маньяка и увидела, как тот, отчаянно жестикулируя, что-то объяснял отдавшему приказ мужчине.
В доме я все-таки попыталась вырваться, но, как и ожидала, никто никуда меня не отпустил. Грубо втолкнув в полутемное помещение, верзилы молча захлопнули за мной дверь. Несколько секунд я стояла, не шевелясь, – мокрая, злая, растерянная и испуганная – не зная, что делать, и не способная найти ни одного мало-мальски логичного объяснения приключившимся со мной несчастьям. Уже поняла, что никакой это не кошмар. Вернее, кошмар, только не ночной, а самый что ни на есть настоящий.
Не знаю зачем, наверное, просто на всякий случай, подергала ручку, но дверь, естественно, не открылась. Мельком глянув на возвышавшиеся вдоль стен книжные стеллажи, обошла просторный кабинет по кругу, оставляя шлейфом на ветхом, наверняка антикварном ковре влажную дорожку. Попробовала открыть окно, занавешенное бордовыми шторами. Решила, что лучше уж прыгнуть с первого этажа и бежать отсюда сломя голову, нежели сидеть тут и ждать у моря погоды.
Даже боюсь предположить, кто эти люди и зачем им понадобилась я, обычная русская туристка. Наметив план – сначала спасение, потом вопросы, – распахнула окно и попыталась перелезть через подоконник. Тяжелый мокрый шлейф мешал, сковывал движения и никак не хотел отрываться. Подбежав к письменному столу, стала искать ножницы или нож для резки бумаги.
Последний обнаружился в длинном кожаном футляре и, как вскоре выяснилось, оказался совершенно бесполезным. Эта доисторическая вещица только и годилась на то, чтобы ей любоваться.
Попытки отодрать чертов шлейф забрали у меня драгоценное время, и, как назло, створки снова распахнулись, громко ударившись о стены, а с потолка осыпалась штукатурка, припорошив мокрый ковер.
Заметив застывшего в дверях разъяренного итальянца, я испуганно вскрикнула и прижала к груди свое ни на что не годное оружие. А тип в очках, бледный от гнева, бросился ко мне, словно бык на красную мулету матадора.
Метнулась к окну, но была перехвачена на полпути и бесцеремонно прижата к стене. Серо-зеленые глаза незнакомца, смотревшего на меня сквозь линзы очков, налились кровью.
– Dov’е mia sorella?![3] – отчеканил он резко и еще сильнее сдавил мне горло.
Я сдавленно захрипела, часто заморгала, прогоняя застлавшие глаза слезы, и взмолилась всем святым, православным и католическим, чтобы защитили меня от этого чокнутого.
