– Она не заглянула бы в него?
– Ручаюсь в этом головой. Она не сочла бы себя вправе поступить так. Да и что бы она нашла? Всего- навсего несколько драгоценностей, самую малость золотых и серебряных изделий…
– И деньги?
– Да.
– В каком виде?
– Ассигнации. Несколько стопок монет в двадцать франков. Один золотой в сто франков, три в пятьдесят и один в сорок.
– В сорок? Это большая редкость.
– Еще бы! С ним я не расстанусь.
– А семейные бумаги?
– Они налицо. Я вложил в пакет нескольких старых писем от отца к матери, которые у меня сохранились. Я незаконнорожденный. Мой отец был очень почтенным человеком. Если она прочтет эти письма, она скажет себе, что они могли бы служить доказательством в вопросе о моем происхождении. И вдобавок они превосходно написаны, на хорошей бумаге и все такое. Она убедится, что я не лгал относительно моей семьи.
– Но муж? Вдруг ему придет фантазия осмотреть сейф?
– Нет. Он туда не ходит вовсе. Ведь книжка на имя жены…
– …С которой вы, следовательно, виделись опять, несмотря на все свои обещания. Сколько раз?
– Один раз только, когда я ей отдал пакет.
– Вы лжете.
– И еще раз мельком; но это не считается. Всего два раза. Клянусь вам.
– Вы ничего не говорили ей о… деле? Абсолютно ничего?
– Ничего.
– Гм!
– Да нет, уверяю вас. Если бы она была обыкновенной бабой или вертихвосткой, я, может быть, и проговорился бы. Но тут другое дело. Она почувствовала бы ко мне отвращение. Я бы потерял ее. Нет. Мне даже не пришлось бороться с искушением. Она последний человек, которому я признался бы в чем-нибудь. Потому что я ее люблю. Вбейте это себе покрепче в голову.
Кинэт погрузился в раздумье.
– В таком случае, я перестаю понимать.
– Что вы перестаете понимать?
– Ваше… то, что вы тогда сделали. Если бы любовь, которую, судя по вашим словам, вы испытываете к этой женщине, была бы действительно так глубока, она удержала бы вас. Да, удержала бы.
По-видимому, замечание Кинэта сильно сбило с толку Легедри. Он таращил глаза, моргал, как ребенок, которому школьный учитель дал задачу 'для учеников старшего класса'. И, наконец, сказал, как бы оправдываясь:
– Это сопоставление мне не пришло в голову…
– Но, может быть, вы захотели добыть деньги, чтобы вам удобнее было разыгрывать перед этой женщиной роль молодого человека из хорошей семьи?
– Может быть… – вежливо допустил печатник. Но сейчас же взял это назад: – Нет, не думаю. Нет. У меня и в мыслях этого не было.
– Да это и неважно. Важно другое: эта женщина имеет, пусть не зная этого, но имеет исчерпывающее доказательство вашей виновности; кроме того, вы продолжаете видеться с ней в такое время, когда вам следовало бы исчезнуть для всех без исключения. Сделав паузу, Кинэт продолжал также авторитетно:
– Потрудитесь сообщить мне имя и адрес этой женщины.
– Но…
– Это даже не подлежит обсуждению. Я еще не знаю, как я буду действовать. Нужно подумать. Во всяком случае, я должен составить себе представление о ней.
– Как? Вы к ней пойдете?
– Это еще под вопросом. Может быть. Сперва я наведу справки. Как и вы, я не заинтересован в том, чтобы искусственно ускорять события. Ее имя?
– Софи Паран.
– Где она живет?
– На улице Вандам, 31; это одна из улиц, выходящих на улицу Гете.
– У нее лавка?
– Да, писчебумажная и мелочная.
– Ее муж тоже торгует?
– Нет. Служит.
– Ах, вот как! Теперь все становится мне немного понятней.
– Я познакомился с нею благодаря заказам на визитные карточки, которые она получала от своих клиентов и отдавала в ту типографию, где я работал.
– Значит, она знала, что вы типографский рабочий? Зачем же вы втирали мне очки?
– Нет, она не знала. Объяснять это было бы слишком долго. Когда она приходила к моему хозяину, я ее видел, а она меня не видела. Уж такое там помещение. С тех пор я и полюбил ее. Но, конечно, тогда она об этом не догадывалась.
– Хорошо. Когда-нибудь вы расскажете мне историю своей любви. Ах, еще одна подробность. Вы оставили себе некоторую сумму. Это большая сумма?
– Нет.
– Для человека в вашем положении вы как будто не слишком расточительны. Это один из немногих ваших козырей. Сколько у вас денег?
– Меньше тысячи франков.
– Там, в ящике, много больше?
– Да.
– Раз в двадцать?
– О, нет.
– Раз в десять?
– Около того.
– Значит, по крайней мере в пятнадцать. Мне необходимо знать это. Что касается драгоценностей и других вещей, то, разумеется, не вздумайте продавать их ни сами, ни через третьи руки. Иначе вы подпишите себе смертный приговор. Ясно?
– Что же мне с ними делать?
– Увидим. По-моему, на руках у вас слишком много денег. Это во всех отношениях никуда не годится. Вам следовало бы оставить при себе франков двести, а остальные дать на сохранение мне. Я буду снабжать вас деньгами по мере надобности… Что?… Уж
– Нет, – вяло ответил Легедри. – И к тому же вам по справедливости нужно было бы получить что- нибудь за ваши труды.
– Об этом не может быть речи!
– Однако с двумя сотнями франков далеко не уедешь.
– Зато у вас будет меньше соблазна делать лишние траты. Было бы превосходно, если бы у людей, встречающихся с вами, создалось впечатление, что вы сильно бедствуете.
– Возможно. Только не стоило идти на такое дело, чтобы потом отказывать себе во всем.
– Вы успеете насладиться жизнью, когда пройдет опасность. Пока мы в осадном положении. Вот. Давайте. Семь ассигнаций по сто. Семьсот франков. Хорошо. Я отмечаю это в моей записной книжке, для памяти, без упоминания вашего имени. Теперь вы должны точно исполнять мои инструкции. Пользуясь тем, что вы в городе и в районе вокзалов, перекусите где-нибудь. Затем идите домой и сидите у себя в комнате впредь до нового распоряжения. Я займусь вашими делами. И прежде всего подыщу вам другое убежище. Напрасно я согласился отложить эти поиски. До вечера.
