хромота. То есть, разумеется, она не стала врываться, словно фурия, в комнаты детей, будить их и требовать немедленного ответа. Она методично, без лишнего шума прошлась по всем спальням старших, а затем, на всякий случай, и младших. Мелкота, все десять человек, сопели в кроватях. А вот из двенадцати старшеклассников четверых на месте не было. Еще двое старательно изображали спящих. То есть к происшествию могла быть причастна добрая половина.
Ирина Андреевна вернулась в кабинет с головной болью и единственной мыслью: «Кто?»
Кого предстоит потерять следующим? Или – всех? Нет, не может быть.
Директор налила себе полчашки неразбавленного настоя валерианового корня и залпом выпила. Потом встала перед окном, высматривая, не появится ли кто-то из детей на тропинке, и усиленно думая. Хуже всего было то, что, в отличие от прошлого раза, она совершенно не замечала ни в одном из подростков признаков техноволшебника. Просмотрела?
За дверью послышались шаги и тихий разговор. Ирина Андреевна с сильно бьющимся сердцем отошла от окна и выглянула в коридор. У дверей мальчишечьей спальни стояли Слава Мухин и его бабушка, прачка. Та поцеловала внука и спокойно направилась к лестнице, а мальчик скрылся за дверью. «Ну что ж, – с некоторым облегчением подумала директриса, – хотя бы один из четверых реабилитирован. Он, оказывается, был с бабушкой. Остаются трое».
Тут в окно осторожно постучали. Ирина Андреевна быстро обернулась. За стеклом, очевидно приставив к стене дома садовую лестницу, маячил физрук Саша и делал ей отчаянные знаки. Директор поспешила к окну подняла раму и учитель ловко перекинул ноги через подоконник.
– Александр Анатольевич, вы с ума сошли? – сердито прошептала директор. – Вы что, мальчишка?
Сказать по правде, Александру Анатольевичу было всего двадцать лет. Но это не имеет значения, когда ты учитель.
– Извините, Ирина Андреевна, но дело не терпит отлагательств, а по лестнице я подняться не рискнул, потому что меня пасет Даша. Прохода мне не дает.
– Что вы выдумываете? – всплеснула руками директор.
Физрук покачал головой:
– Увы, это правда. Вы слышали музыку? – тут же переключился он на главное. – Что делать будем? Не сгонять ли мне на площадь, как считаете?
– Плохая идея. Там наверняка орланы. Появиться на площади представителю интерната – все равно что расписаться в содеянном.
– А если сцапают нашего ребенка? – озабоченно спросил Саша.
– Ребенка… переведут от нас, – внезапно осипшим голосом ответила директриса. – А если с ребенком будет и преподаватель, ликвидируют всех. Ибо тогда акт будет расценен как целенаправленный… – У нее перехватило горло.
– …Преступление, совершенное группой лиц по предварительному сговору – закончил физрук.
– Не знаю, что вы такое цитируете, но по сути верно, – прокашлявшись, отозвалась директор. – Однако действовать надо. Вы можете осторожно выйти на улицу и покараулить? Если вдруг кто-то из них появится со стороны переулка…
– Кто-то из них?
– Троих нет в постелях. Двух девчонок и Жени.
– Женек, простите меня, на толчке. Опять перед сном налопался каких-то семян, теперь мучается.
– Слава богу! То есть я хотела сказать, жаль его, конечно, но это к лучшему. Значит, либо Юля, либо Ляля.
– Кто бы мог подумать… Ладно, я иду на улицу, а вы караульте тут. Кстати! На вашем месте я бы пошел в музыкальный зал. Там, знаете ли, перед окном растет дерево, с которого здорово влезать на крышу.
– Да, мне приходило это в голову. Так и поступлю.
Ни в музыкальном зале, ни на дереве никого не было. А вот в крайней спальне девочек обнаружилась Ляля в облегающей майке и короткой юбочке, слезающая с подоконника.
Увидев друг друга, девушка и директриса на мгновение остолбенели. Ирина Андреевна пришла в себя первой.
– Идем со мной, Ляля, – приказала она.
Девушка, опустив голову, подчинилась.
Едва прикрыв дверь своего кабинета, Ирина Андреевна сразу пошла в наступление.
– Ляля, скажи мне, где ты была? И главное, – директор сделала глубокий вдох, – расскажи, что ты делала.
Ляля покраснела с головы до ног, включая даже кожу под светлым ежиком волос. Она стояла, понурившись и теребя колечко пирсинга на левой брови.
– Послушай, я не собираюсь тебя наказывать, хотя стоило бы. Но дело серьезнее, чем ты думаешь, и опасность может грозить
