Выйти против них сравнимо с подвигом!
На что Алекс тихо произнес:
— Ради любимой женщины стоит совершать подвиги.
В такие минуты не лгут. В моей душе все перевернулось после этих слов. Признание… я его тайно ждала, надеялась, что мои чувства взаимны.
— Миа, возьми. — Пользуясь моим замешательством, невидимый маг всунул в руку кругляш.
Тот слегка нагрелся… и я отшвырнула его в траву.
— Почему ты такая безрассудная?! — рассердился Алекс. — Ладно, что-нибудь еще придумаю.
С тихим шорохом с моих рук рыжей пылью ржавчины осыпались наручники. Мой спаситель деактивировал маскировочные амулеты и встал рядом. Недобро сверкающие глаза, плотно сжатые губы, сам весь в черном — футболка, джинсы, кроссовки — он выглядел как демон мщения.
Сложно разобраться, какое из испытываемых чувств сейчас было сильнее: восторг или страх. В какой-то миг захотелось остановить время, чтобы побыть с мужчиной, который своим поступком показал истинное отношение ко мне, как можно дольше.
И память исполнила желание — вернула в прошлое, подкинув воспоминания о событиях, с которых начался перелом в моей судьбе…
Но вскоре их вспугнул Андрей, заметив рядом со мной незнакомца.
— Ты кто такой?! — рыкнул он и кинулся к нам.
Он двигался поистине молниеносно, но и я не тормозила. Шагнув вперед, встретила вера пощечиной. Мои когти оставили багровые полосы на его лице.
— Дрянь… — Андрей остановился и, проведя по щеке рукой, шокированно уставился на окровавленные пальцы.
А Вольский с восхищением сказал:
— Красота — страшная сила, особенно если умеет отращивать когти.
Андрей бросился — в тот же миг вокруг нас с Вольским вспыхнул зеленым купол-щит.
Я не поняла, как оказалась в объятиях Вольского. Его губы пьянили настойчивостью, неожиданный и неуместный поцелуй сводил с ума. Хотя почему неуместный?.. Когда еще целоваться с любимым, как не на пороге смерти? На грани все воспринимается острее и сильнее. И это был лучший поцелуй в моей жизни — с оттенком нежности и со вкусом адреналина.
— Прости, не удержался, — шепнул Алекс, лаская большим пальцем мои припухшие губы.
Рядом раздалось настолько страшное, полное злобы рычание, что я содрогнулась и отвела взгляд.
У полупрозрачного купола, не имея возможности прорваться сквозь него, бесновался полузверь-получеловек — Андрей перешел в промежуточную боевую форму, опасную тем, что под воздействием силы она напрочь отключала мозги. Глаза его не отливали желтым — налились кровью.
— Мамочки… Он обезумел?
От отца как-то слышала, что только матерые оборотни свободно выходили из промежуточного состояния, молодые могли надолго застрять между ипостасями и мучиться часами.
— Раздражает его скулеж, правда? — Вольский улыбнулся, видя мою растерянность.
Он совсем не боялся. Я не чуяла страх или азарт битвы, одно лишь пряно-острое возбуждение.
— Он же может и не вернуться!
Вольский посерьезнел:
— Переживаешь за него?
— Нет! Но вожак нам не простит, если с его сыночком случится непоправимое.
Вольский возмутился:
— Пусть лучше думает, как вымолить у тебя прощение!
На одну секунду щит исчез, и в оборотня попал потрескивающий от молний клубок силовых нитей. Ярко вспыхнув зеленым, шар откинул недочеловека в конец поляны.
Андрей взвыл от боли, и это стало сигналом: не вмешивающиеся до этого момента веры бросились в атаку.
Щит опалил оборотней, и один, взвыв, отскочил, чтобы превратиться в волка. Рыча, он бросился прочь с поляны.
— Побежал к своим за подмогой! — испуганно сообщила я Вольскому.
— Не переживай, продержимся!
— Продержимся до чего? — спросила с надеждой, но проклятчик не ответил.
