охотно вышивают на занавесках для трапезных). И, не вынимая изо рта конечность поедаемого, они мычат что-то о всеобщем гуманистическом равенстве и недопустимости деления на людей и нелюдь, на живых и мертвяков. Обида, порождаемая подобными разговорами, мешает им спокойно кушать.
Быть живым человеком среди прагматичной человекоядной обидчивой нелюди очень стремно, чуваки. Но тут ничего не поделаешь, нам бы ночь простоять да день продержаться, повторить это упражнение сколько получится тысяч раз, и еще напоследок.
Ну а мы чего. Мы стоим, куда деваться. Мы знаем, что на самом деле их нет (хотя ощущения слишком часто свидетельствуют об обратном).
Франкфурт
Превращенный в руины, а потом отстроенный заново, иными словами, погибший и воскресший, Франкфурт, как показалось мне, не любит вспоминать прошлое и демонстративно равнодушен к собственным уцелевшим фрагментам. Просто давай не будем об этом, ладно? – говорит он и натурально подталкивает вас в спину: – Пошли отсюда, а? Ну пошли уже.
Тому, кто умер и воскрес, проще делать вид, что это он вовсе не воскрес, а родился. Совсем недавно родился, посмотрите, какой я молодой, деловитый и жизнерадостный. Я крут! А воспоминания о прошлом, о жизни до смерти, до воскрешения, елки, откуда они вообще взялись? Ладно, пусть лежат в архивах. Но ворошить их мы не будем, ок?
Договорились.
Я его понимаю, как мало кто.
Фрегат Скандальный
Крысичке
В Одессе раньше были большие многоместные катера, которые катали людей от пляжа к пляжу; если учесть, что Одесса – очень длинный город, вытянутый вдоль моря, из катеров получился удобный вид городского транспорта – не особо быстрый, зато приятный, без духоты и давки, связывающий между собой даже дальние городские концы, типа Черноморки с Ланжероном и даже с Лузановкой. Не знаю, есть ли эти катера сейчас; жалко, если нет.
Сегодня мы ездили из Варны в Несебр автобусом, а потом обратно тоже автобусом, и сразу же стало ясно, что тут очень пригодился бы катер, курсирующий между курортными приморскими городками. С закрытым салоном, чтобы не продуло мамаш с младенцами, и открытой палубой для любителей всех ветров. С буфетом, где продают мороженое и лимонад. С вайфаем и прокатом капитанских фуражек для фоточек в инстаграм. Отличный бизнес, словом, придумали, можно было бы сразу все бросить и заделаться храбрыми капитанами. Дело за малым: у нас нет ни катера, ни денег, чтобы его купить.
Капитана, впрочем, у нас тоже нет. То есть в тельняшке с трубкой по палубе дефилировать мы все заранее готовы, а управлять судном – как-то не очень. Не прямо сейчас, по крайней мере.
Поэтому гениальным бизнесменам в нашем лице срочно требуются белый катер и его капитан. И выгодный контракт с поставщиком мороженого.
Зато заранее ясно, что катер будет называться «Фрегат Скандальный» – в честь уличного котенка, который вынудил всех жителей окрестных кварталов его кормить. А если дела пойдут хорошо, заведем второй катер и назовем его «Эсминец Робкий» – в честь второго котенка, которого все те же жители окрестных кварталов тщетно пытаются выманить из убежища, чтобы – совершенно верно, тоже покормить. Но на то он и Робкий, чтобы уговорить его было непросто. Зато Скандальный старается за двоих.
Из них обоих со временем могли бы выйти отличные корабельные коты – если бы у нас был белый катер. А лучше все-таки два белых катера. Во-первых, больше народу покатается, во-вторых, каждому коту по именному кораблю, все честно.
– Да ладно, лишь бы были живы, можно и без кораблей, – говорит К., честно озвучивая то, о чем постоянно думаем все мы в связи с этими дурацкими котами.
– Они уже живы, – говорю я, – вот прямо сейчас – живы. Они уже прожили на несколько дней дольше, чем получилось бы без нас. О большем и мечтать нельзя на самом-то деле. Если ты однажды по воле случая, или по собственному решению бескорыстно продлил чью-то жизнь хотя бы на один день, ты уже в игре. В вечной игре, выступаешь на стороне жизни, которая всегда обречена на поражение и всегда торжествует, так уж все устроено.
Играть на стороне жизни – единственно верная позиция. Потому что смерть справится и без нас. Нет смысла с этим соглашаться. Согласиться с неизбежным любой дурак может, ну и какой тогда смысл.
И еще много чего умного говорю я, а потом иду домой через ночной город и бормочу под нос: «Лишь бы были живы», – и даже не знаю толком, кого имею в виду: дурацких котят с немыслимой волей к жизни, наши несбывшиеся белые катера,
