немного не в том месте.
По сравнению с темнотой в шатре снаружи еще был ясный день. Олег почти на ощупь отыскал лежащего на том же месте киборга и, раскатав рядом коврик, перевалил рыжика на него. Попробовал напоить, но киборг разок глотнул, и все, вода потекла по подбородку.
— Что, совсем хреново? — тоскливо спросил парень, закупоривая флягу.
— Работоспособность системы составляет семь процентов.
По крайней мере, не падает. Лейтенант полез проверять рыжику пульс и, уже сунув пальцы под воротник комбеза, сообразил, что делает лишнюю работу.
— Какое у тебя сердцебиение?
— Сорок три удара в минуту.
— А температура? — Олег успел коснуться кожи киборга, и она показалась ему ледяной.
— Тридцать три и семь десятых градуса.
— А чего такая низкая?!
— Оптимальная для нейтрализации токсина.
— Тогда ладно, — с облегчением вздохнул лейтенант. — Давай, нейтрализуй. Ты мне живой нужен.
— Вероятность успешного завершения процесса сорок шесть процентов.
— Нормально, почти половина. Справишься, — пробормотал Олег, сам не понимая, киборга подбадривает или себя.
Лейтенант немного подвинул киборга и пристроился на краю коврика. Хотя DEX’у, наверное, без разницы, на чем лежать. Тут же не мокро и не холодно, а к жесткой подстилке ему не привыкать. Это только иллюзия помощи, для самоуспокоения.
Олег сунул в рот очередную таблетку, глотнул всухую. Горькая, несмотря на оболочку.
Утром он наверняка посмотрит на ситуацию под другим, здравым углом.
Но сегодня и так было слишком много смертей.
Это была самая кошмарная ночь в жизни Олега. Даже хуже прошлой — та хотя бы быстро закончилась.
В тишине, темноте и одиночестве каждый шорох бил по натянутым нервам, как по струнам. Очень хотелось развести костер, но Наф-Наф говорил, что в миротворце это равносильно самоубийству: испуганное дерево раздвинет ветки, и защищающий людей яд частью выветрится, частью выгорит. Даже бластер следовало использовать с крайней осторожностью, на минимуме, а в идеале разбираться с незваными гостями ножом, как киборг.
Олега знобило от усталости и недосыпа, но заснуть он не смог бы, даже если бы позволили.
Всего месяц назад он изнывал от тоски в штабе, с жадностью слушая рассказы бывших сокурсников — они остались друзьями, но в их отношении к Олегу теперь сквозила снисходительность, чуть ли не жалость. Они выросли, оперились и улетели, а он застрял в безопасном, но скучном и загаженном гнезде. «Эх, тебе этого никогда не понять!» — как-то вырвалось у Кирилла, и это стало последней каплей.
Всего неделю назад Олег летел на Шебу, преисполненный радостного нетерпения и гордый собой до щенячьего визга.
Всего три дня назад он переживал, что его не уважают и не слушаются, и это беспокоило гораздо больше, чем звери, робокрабы и вражеские солдаты.
Всего сутки назад…
На сколько он отмотал бы время, если бы мог? На день? На два? На месяц? Или, может, на три года — и поступил бы в архитектурный, как уговаривал отец? А лучше сразу на десять, и стать одиннадцатилетним пацаном, для которого самая большая трагедия — трояк по математике…
Рыжик умирал тихо и ненавязчиво, лишь изредка конвульсивно подергиваясь, но через пару часов даже это прекратилось. Олег несколько раз проверил, жив ли он еще, потом бросил маяться дурью. Ведь если окажется, что киборг сдох, придется либо выкидывать его наружу, привлекая падальщиков, либо коротать ночь в компании трупа. Пусть лучше по умолчанию считается живым.
Перед рассветом к миротворцу подошло что-то большое и неспешное. «Пых-х-х… Пф-ф-ф-ф…» — принюхалось с одной стороны, с другой. Олег превратился в статую, даже легкие окаменели. «Пш-ш-ш…» Ветки колыхнулись, зашуршали. Если полезет внутрь, придется стрелять, сперва вслепую, и насколько жуткое инопланетное чудище проявит вспышка плазмы — неизвестно, а сердце и так уже готово разорваться…
Нет, просто почесалось о шатер — и ушло.
