шашлык для бедных. И похоже, что этот самый кебаб из меня уже недавно кто-то сделать пытался, а так как фашисты – национал- социалисты (ну социалисты для бедных разумом), вот и из меня делать пытались кебаб-люля. Блин! Да что же это у меня с головой и что это с мыслями? Чего они так скачут-то?!
Ловлю себя на мысли, что этих самых мыслей у меня слишком много – беспорядочных и лишних (мало того, они не несут никакого смысла). Похоже, это моя бедная башка таким образом себя успокоить пытается. А что она бедная, легко догадаться по двум большим шишкам на ней, причем одна, которая побольше, покрыта кровяной коркой. Впрочем, не только шишка. В засохшей крови полголовы и треть морды. Кто ж меня так и за что?
Обращаюсь к единственному доступному источнику информации, «гуглю» ему:
– Слышь, братка, а седня день какой?
– Как какой, товарищ старший лейтенант? Двадцать пятое июня сегодня.
И тут меня словно снова по голове шарахнули! Все вспомнил. Совсем! Е-мое! – я ж теперь в сорок первом году, бли-и-ин! Я аж присел.
Может, пресс-конференция с белобрысым и продолжалась бы до скончания веков, но тут длинный очкастый фриц (ну, в очках таких круглых а ля братья Гриммлер[24]), блин, человек с ружьем в фельдграу (немец! По одеже, во всяком случае, точно не мордвин) подбегает и что-то лопочет на своем совсем-не-мордвинском:
– Штейт ауфф русише швайне! Форвард, шнеллер, лес-лес!
Эти команды и нажали на спусковой крючок моего бедного шибанутого разума. Я взорвался, не думая не только о последствиях, вообще ни о чем не думая:
– Да пошел ты, чмо очкастое! Я мутер твою шпили-вили! – разглагольствовал я, так и развалясь в пыли, обращаясь исключительно к этому быдлу очкасто-третьерейхному.
Очкорылый фашист (прямо Сноуден-клон какой-то!) лопочет куда-то в сторону кому-то и чего-то (стукач!). Я разбираю лишь «херр обер-фейнрихь»[25], и думаю: «Вот-вот – «хер», и все вы немцы – херы!» На крик очкозавра (или моего персонального глюкозавра?) подбегает ко мне немчурбанфюрер поширше, да с машиненпистоле-38 (или как там эта трясогузка называется) на грязной, уже успевшей обильно вспотеть, шее, передергивает затвор своей музейной коммунистоубивалки да как польет в мой адрес оскорбления! Где ж ихняя европейская воспитанность и толерантность?
– Штейт ауфф, русише швайне!
– Их нихт русише швайне, их, вообще-то русише тигер. (Я родился в год Тигра.)
Я ж, идиот, все еще надеюсь (причем очень старательно), что все-таки сплю я, а эти ископаемые скинхеды мне снятся, потому и продолжаю:
– Ты это, Хер Унтерофицир, шайсен на хрен!
Посмотрел на меня этот швайнштайгер… и раздалась короткая очередь… Убил, сцуко! Все, я опять умер! Реалистичный, бля, глюк: видел перед смертью, как с меня ошметки тряпок, кожи и мяса полетели! Умираю… «День сурка» продолжается.
И тут: бац! Перемотка…
– Товарищ старший лейтенант, товарищ Любимов, вставайте, они ж пристрелят, вставайте уже!..
Блин! Опять (или о-семь?) я валяюсь на пыльной обочине, рядом солдатик (блин, их тогда красноармейцами или бойцами называли!) в форме РККА. Хотя нет, он вроде офицер (то есть командир), пытается меня поднять, а я все еще валяюсь в пыли.
– Слышь, родной, ты кто? – спрашиваю я.
– Лейтенант Онищук, товарищ старший лейтенант. Вы что, меня не узнаете? Мы ж с одного погранотряда.
Все-таки не сон! Значит, все-таки круто я попал на войну[26], пора смириться с этим, то есть с «я попал». Значит, и тут: «Ты прости, мама, что я был такой упрямый!..», значит, и здесь я – погранец, наяву-то (то есть – в реале) я служил в свое время в Московском погранотряде, в/ч 2033. Кстати, про отряд наш фильм есть: «Тихая застава», который похож на действительность, как старая шлюшка, переспавшая со всеми, у кого встает, на огненную комсомолку, погибшую девственницей. То есть фильм лжив. Там типа вокруг все трусы и враги, а в части – сплошные небожители да белокурые бестии. Хрена вам, господа авторы! Ни хера там так не было, там и люди вокруг, и внутри в/ч были чище, добрее и дружнее. Да и солдаты в отряде в основном, наверное, процентов на восемьдесят были местные: таджики – до черта, узбеки – до хрена, русские (граждане Таджикистана которые) – две штуки (я и Санек с Кургана, с Курган-Тюбе то есть), татары – пять штук (один Равиль чего стоил!), ну и даже туркмены – две штуки, в довесок – казах-канабисолюб Нурлан… Чет-то опять отвлекся я…
О! А здесь снова очкастый юберменьш, клон Сноудена, ко мне лезет:
– Штейт ауфф русише швайне! Форвард, шнеллер, лес-лес!
