– Я хочу кое-что о себе рассказать.
– Ты что, считаешь, что я исповеди принимаю? Похож на аббата де Лакло[172] или хотя бы на Арамиса?
– Выслушайте, пожалуйста.
– Ну, давай, толкай мусор своей души, да мне в уши.
– Так вот, я с детства вырос на приключенческих книгах: Хаггард, Конан-Дойл, Жюль Верн, Фенимор Купер[173] и т. д. и всю жизнь, начиная лет с двенадцати, мечтал о приключениях. Но так сложилось, что жизнь не изобиловала ими (откуда приключения, на мызе-то), а тут предложили настоящие приключения. Вот и пошел я в «Бранденбург», в первый раз меня забросили в СССР, чисто ознакомительно, в мае еще, наша группа выполнила задание и тихо-мирно перешла границу, а вот ощущения острые, это нечто. Я стал (да и был), наверно, как морфинист[174], и мне нужно больше и больше адреналина, риска. А политика, независимость или зависимость Латвии мне, если уж честно, абсолютно по барабану, по валторне и по контрабасу.
– Слышь, рискоман адреналинозависимый, и чего от меня-то надо? Инъекции адреналина, что ли?
– Я хочу попроситься в разведвзвод, к Онищуку и к Шлюпке.
– Прям щас, или мне можно сперва лицо гигроскопировать[175]?
– Да не спешу я, но там, я знаю, мое место.
– Ладно, у тя три дня сроку, выработаешь стойкую аллергию на национал-свиноциализм у секинхенда, считай, ты в разведвзводе. Но запомни, ты у меня, типа, на условно-досрочном, шаг влево, шаг вправо, и высшая мера социальной защиты тя найдет. Ясно?
– Так точно, разрешите идти?
– Валяй и помни, расколдуешь нацика, свободен, его душа в обмен на разведку.
И шпротландец ускакал в поисках секинхендика, щоб побольше говна о ретронациках рассказать, ему-то изнутри это ж лучше видать было.
Тут ко мне подошли разведчики во главе с герром Шлюпке и пригласили на завтрак в пятизвездочный разведшалаш.
И за завтраком (завтрак, конечно, от Адика, того самого, который фюрер), поглощая немецкий провиант, Бернхардт начал свой доклад:
– Крепость осаждает два батальона 45-й пехотной дивизии Вермахта, из австрийцев, землячков самого Адюши – нацистской хрюши (потому что Гитлер, как и свиньи – вегетарианец), – сорри, это не я, это Шлюпке так сказал. – Кроме того, нацисты подогнали несколько танков – один Сомуа французский и советские «Т-26», сегодня собираются долбить защитников крепости танками.
– И как вы думаете, что нам необходимо для успеха? – спрашиваю у старого вояки гауптмана Шлюпке.
– Первым делом для успеха вам, пардон, я хотел сказать нам, необходимо везение, да, мы в силах уничтожить оба батальона 45 -й ПД, тем более они спокойны за тылы и не ждут удара. Также я уверен, что и красноармейцы, как только заметят наше нападение, активизируют свои действия.
– Ну и конкретней, что же вы предлагаете, Бернхардт?
– Предлагаю сформировать колонну из трофейной и отремонтированной техники, как будто бы посланную на тотальное уничтожение и очищение крепости по приказу командующего группы армий «Центр» генерал-фельдмаршала Федора фон Бок, я его подпись помню. Еще с Первой мировой в бытность мою гауптманом у кайзера получал бумаги с его подписью из Генерального штаба, причем и я тогда гауптманом был, и он. Он прохлаждался в генштабе, а я на передовой, а потом и вовсе в плену. Так вот, сфабрикуем письмецо, ну и остальные необходимые документы, да в походном строе, с тактическими знаками моторизированной дивизии доедем до Козловичей.
– Бернхардт, вы щас на ходу экспромт делаете или думали об этом раньше?
– На ходу, Виталий Игоревич. Просто вспомнил, как Федор фон Бок за месяц до Брусиловского прорыва в 1916 году инспектировать приезжал к нам, когда я, молодой и красивый, только получил гауптмана.
И, взяв бумагу, наш немец нарисовал подобие подписи крутонемца, потом набросал приказ о посылке сводного отряда N-ской моторизированной дивизии Вермахта на помощь 45-й ПД.
– Ну, примерно вот так, – сказал Шлюпке, протягивая мне лист. Канцтовары с пишмашинками нами еще в Городке взяты из комендатуры, это Ильиных, старый лис, настоял, чтобы мы эту бумканитель с собой взяли, вот что значит старый подпольщик.
– Онищук, а мы сможем красиво подделать? – спрашиваю я у Петрухи.
– Не-а, не сможем, мы не сможем, – говорит Петруччо, – зато сможет Ашот Назарян, ну художник из ивашинских танкистов,
