По крайней мере, так мне казалось. Воспоминание было настолько живым – и зрительные образы, и звуки, и запахи, и ощущения. Я чувствовала кусачий плед, на котором мы лежали, вдыхала дым от костра. Я помню вкус пива на его языке и жесткую щетину, царапавшую мне щеки. Начало лета тайных поцелуев, чего-то, принадлежавшего только мне.
И внезапная потеря Джейсона, такая реальная и болезненная, что я готова была заплакать.
Я прерывисто вдохнула, силясь наполнить легкие, которые совсем съежились. Меня переполняла боль от потери Джейсона и от встречи с Джейсоном, поэтому лишь через секунду я переключилась на то, что происходит в последние часы, и подумала: что за фигня?
Ко мне вернулась мысль, которую после отсидки в классе я загнала подальше, – что нельзя больше часа грезить наяву и что после я не должна оказываться одна и в темноте. Почему я не помню, как Джейсон вышел или попрощался? Что было в этой коробке? Я словно смотрела в перевернутый телескоп, в иное измерение, в то время, когда Грей еще был жив.
«Кротовая нора». Однонаправленная метрика. Но тогда…
Спотыкаясь, я подошла к двери, включила свет и огляделась.
Книги исчезли, коробки тоже. На полках едва заметные пыльные следы – призраки книг. Опустевшая комната кажется меньше. Потолок стал ниже, стены будто сдвинулись.
Возможно, в этом виновата паника – я не помню, как собирала и выносила книги. Опустившись на пол, потому что ноги забыли, как держаться прямо, я начала думать.
Я коснулась черно-белого марева в коробке и оказалась в прошлом лете с Джейсоном. Оптическая иллюзия? Греза? Готти, ну нельзя же всерьез думать, что это тоннель во времени?
Книги убраны, комната пуста – это сделала я, больше некому. В кармане запищал телефон – эсэмэска от Джейсона: «Рад был снова увидеться…» Ничего о том, что меня засосало в коробку, но, может, об этом не пишут в эсэмэсках? Сообщение заканчивалось многоточием, будто еще не все сказано и многое остается впереди.
А может ли тоннель во времени быть зонированным? Справа – прошлое лето, слева – комната Грея, и одномоментно можно находиться либо там, либо здесь?
Это все объясняет. Кроме того, что я точно сумасшедшая.
На кровати осталась последняя коробка, и я встала, чтобы в нее заглянуть. Дрожащими пальцами я перебирала содержимое в надежде найти нечто, объясняющее мои видения. Способное убедить меня, что я не теряю рассудок.
В коробку был свален всякий хлам. Рамка с фотографией моей матери, когда ей было на несколько месяцев больше, чем мне сейчас. Мы так похожи, что больно смотреть. Стопка дневников Грея. Дед записывал буквально все: новый рецепт спагетти с абрикосами (не вру!), о находке птичьего гнезда на лужайке и как деревенский магазинчик временно перестал продавать «Мармит» (из всей семьи его ел только Грей).
Пальцы уже скребли по картонному дну коробки. Признав поражение, я сказала себе, что я все это выдумала. Отключилась на несколько часов, и все. Заснула стоя, как лошадь в деннике, и увидела сон о Джейсоне. Нажав подбородком на кнопку выключателя, я понесла коробку к дряхлому дедовскому «Фольксвагену-жуку».
Машина стояла на травянистом пригорке, накренившись к забору. Клиренс у «жука» настолько маленький, что папа еле-еле переваливает через «лежачих полицейских», когда ездит в «Книжный амбар». Стоя на покатом склоне, я пристроила коробку на колено, чтобы дотянуться до ручки багажника, но едва я его открыла, коробка съехала, опрокинулась, и на траву вывалилась куча монет и страниц.
–
«Ели в саду жареную курятину с картофельным салатом».
Из окна кухни падал свет, и мое внимание привлекли строчки, выведенные корявым почерком деда:
Картофельный салат. Грей имел в виду
Сердце сделало перебой. Это же все объясняет! Сегодня на физике мы изучали пространство и время, а потом я читала дневники, раскладывая их по коробкам. Вот почему мне так ярко приснилось, что Нед еще дома, я дружу с Соф, а Джейсон мне улыбается… Вот почему мыслями я унеслась в прошлое лето. Я не лежала на пледе и не вдыхала дым от костра. Я все придумала.
