Квадратный корень из лета

– Ну ладно, я с тобой, – нехотя произнесла она. Ее зубы выбивали дробь, когда она выбиралась из обтягивающего сарафана. Мег заявила, что у нее растяжение от волейбола и плавать она не может. А я мстительно подумала: тебя и не приглашали.

Мы пошли по обнажившемуся из-за отлива дну, покачиваясь, если случалось наступить босыми ногами на острую гальку или мокрые водоросли. Это продолжалось несколько минут – отмель при низком приливе тянется чуть ли не милю – в продолжение которых мы не сказали друг другу ни слова. У кромки воды стало еще холоднее – с моря дул резкий ветер. Море, кстати, было совершенно пустым, не считая тоннеля во времени. Соф попрыгала на месте, испустив преувеличенное «бр-р-р-р!».

– Если тебе уже холодно, погоди, вот сейчас в воду зайдем… – сказала я.

Соф попробовала воду мыском и отскочила.

– Черт! Да я туда ни за что не полезу!

– Кто бы сомневался. – Я тоже попробовала воду пальцами, потом отважилась опустить ступню и задержать ее. Не так уж и холодно. Я шагнула вперед. Так, уже двумя ногами в море… Потом я сделала еще шаг. И еще.

– Готти, – прошипела Соф, когда я зашла выше щиколоток. – Возвращайся, я замерзла!

– Через секунду, – пообещала я, не оборачиваясь. Море, небо и временнoй тоннель были серыми. Грей. Я хочу плавать. Доплыть до самой Арктики, уплыть от своей жизни. Повернувшись, я направилась к Соф, поднимая тучи брызг.

– Ф-фу, слава богу! Если бы ты зашла в воду, а я нет, твой брат мог подумать, что я трусиха… Подожди, ты что делаешь?

Стянув свитер, я сунула его Соф вместе с шортами и снова пошла в воду в футболке и трусах. От соленой воды защипало ссадины, но благословенная боль заставила меня проснуться. Я пошлепала к тоннелю, пока не зашла в воду по колени.

– Готти! – взвизгнула Соф, когда я набрела на яму и провалилась по пояс. От холода перехватило дыхание, и единственным способом справиться с этим было полностью окунуться. Я присела, выставив голову над водой – легкие жгло огнем – и проплыла последние несколько футов до временнoго тоннеля. Колени саднило от песка, когда я отталкивалась ногами, к подошвам льнули скользкие водоросли, но вот я наконец добралась.

Воды я не видела – на этом месте была белесость, как на экране ненастроенного телевизора, но, по ощущениям, тут оказалось глубоко, по шею. Соф что-то кричала сзади, но я была слишком далеко, чтобы разобрать слова. Меня что-то потянуло за щиколотку, подводное течение затягивало вниз…

И я проплыла через Вселенную.

* * *

– Меня что, удочерили?

Я помогала Грею, в сотый раз перекрасившему «Книжный амбар» вместо уборки. В прошлом месяце он замазал грязь ярко-желтой, как нарциссы, краской. Я участия не принимала – рука еще была в повязке после Томаса. Желтый цвет продержался две недели, после чего дед ворвался в кухню с криком:

– Бардак, гори оно все синим пламенем! Это какое-то чертово кафе, только пирожных-корзиночек не хватает!

Поэтому вчера мы перекрасили все внутри в желтовато-белесый оттенок, который сразу выглядит грязным. Я помогала. А сейчас мы все расставляем по местам.

– Нет, пигалица, ты вся наша, – отозвался Грей со стремянки. – Подай мне вон ту коробку.

С трудом подняв коробку, я отдала ее деду и снова присела, разглядывая попавшийся под руку альбом семейных фотографий. Такова природа «Книжного амбара»: тонны книжек в мягкой обложке, половина собственность магазина, половина наши. Иногда Грей, уже выписывая чек, вдруг забирал книгу назад, заявляя, что она не продается.

– Но здесь же ни одной моей фотографии! – Сотни снимков Неда, крошечного и сморщенного; мама с папой смотрят на него с удивлением; затем пустые страницы, и наконец появляюсь я. Снимки просто вложены, даже не вклеены в альбом, и мне уже год. Взялась неизвестно откуда. Ну ясно, удочерили.

Затем снова начинаются фотографии, уже не так много, и папино лицо на них на тысячу лет старше. Он выглядит поблекшим. И больше нет фотографий мамы.

Грей со вздохом посмотрел на меня, оторвавшись от своего бульварного чтива. Я не сказала ему, что он поставил книги вверх тормашками.

– Понимаешь, пигалица, иногда жизнь слишком насыщенна, чтобы фотографировать. Нет времени остановиться и запечатлеть момент, потому что ты его проживаешь.

– А Нед? – На тринадцатилетие Неду подарили «Полароид», и он то и дело останавливал мгновения. Я открыла самое начало альбома, на свадебных снимках папы и мамы. Желтое платье туго обтягивает круглый, как пляжный мяч, живот, вместо фаты через лоб повязана лента, волосы короткие и подстрижены под маллет, как у меня в детстве. Совсем как Нед, мама совершенно не