Ментаты Дюны

Она поняла:

– Ты считаешь, что я смогу защититься.

Он улыбнулся.

– А также что ты сумеешь удержаться и не ранишь меня.

Валя задумалась.

– Да, возможно, смогу.

– Техника у тебя сырая, и тебе еще многое нужно освоить. Чтобы стать мастером меча, учатся несколько лет.

– А я многому могу научить тебя. – Она неласково посмотрела на него. – Но на это у меня нет времени.

Пласидо напал, и она легко отразила атаку. Сознавая свою относительную неопытность в обращении с этим оружием, Валя не торопилась нападать на мастера и сосредоточилась на том, чтобы парировать и отражать каждый его удар. Пласидо делал выпады, используя движения, которых она раньше не видела. Тем не менее она всякий раз отбивала атаки.

По опыту она знала, что в ходе схватки мастер будет все более агрессивным, будет ставить ей все более сложные задачи. Она сохраняла спокойствие. Ее целью было продержаться как можно дольше.

– У тебя отличные врожденные инстинкты, – сказал он с напряженной улыбкой. – Ты способна отражать хитрые маневры, с которыми – я это знаю – никогда раньше не сталкивалась. – Она заметила нечто необычное – испарину у него на лбу. – Сознайся, Валя: тебя и раньше кто-то учил искусству мастера меча?

– Нет, но я наблюдала.

Преподобная Мать, она несла в себе память других женщин, среди которых были и опытные бойцы. И использовала подсознательные рефлексы как тайное оружие. Но говорить ему об этом не следовало.

Валя заметила, что с полдесятка учеников вышли из спальни и наблюдают за ними. Она тут же забыла о них и сосредоточила все внимание на мастере Пласидо.

Он чуть улыбнулся.

– А теперь посмотрим, как ты справишься с новой серией приемов.

Он еще не закончил говорить, а уже нацелился острием в грудь Вале, но потом вздернул его и успел царапнуть щеку. Выступила капля крови. Валю поразили быстрота и точность его движений; не меньше поразило ее и то, как легко он обошел ее защиту.

Она яростно напала, надеясь вывести его из равновесия, Но Пласидо нырнул под ее удар и вновь удивил ее: свернулся в клубок, а когда вскочил, острие меча оказалось у нее под подбородком. И, если бы не проявил огромного самообладания, мог бы ее убить. А если бы она перемещалась не так, как он ожидал, то легко мог бы убить ее случайно.

Краткий миг Валиного осознания Пласидо заполнил, переложив меч в другую руку и проделав целый ряд как будто бы не связанных движений. Она защищалась, используя технику, которую они выработали с Гриффином, заставляя Пласидо обороняться, в то время как сама не пыталась его ударить. Полностью сосредоточившись, она не подпускала его к себе, парируя удары; это ее умение удивило и обрадовало мастера.

Вале нужно было сделать что-нибудь такое, чего он не предвидел. Она повернула вправо, одновременно отступая, и увеличила расстояние между ними. Он начал флешь, атакуя на бегу, держа меч перед собой в вытянутой руке. Глаза его сверкнули.

Хотя Пласидо только что удивил ее, Валя начала привыкать к его проявлениям эмоций, к его образу мыслей. Она изучала не только его методы боя и технику владения мечом, она изучала его самого, стараясь оценить, чтобы использовать против него свою развивающуюся силу повелительного голоса. Она помнила, как приказывала сестре Оливии и другим сестрам, когда они нашли спрятанные в карстовой впадине компьютеры. Сейчас Валя призвала это знание, превратив его в новое оружие. Голос.

Мастер напал. Валя, защищаясь, повелительно, гортанно приказала:

– Стой!

Мастер Пласидо замер, словно она ударила его дубиной. Острие его меча застыло на расстоянии ладони от ее груди. И она с огромным удовлетворением увидела, что блеск в его глазах сменился потрясением. Он стоял, словно парализованный.

Улыбаясь, Валя произнесла, вложив в голос всю возможную силу:

– Не шевелись.

И обошла вокруг него, словно Пласидо превратился в изваяние.

Глаза мастера бегали: он пытался проследить за ее движениями. Она отступила на шаг и обвела своим мечом его замерший меч. Сердце забилось чаще, в крови бушевал адреналин, и что-то в ней рвалось убить этого человека.

Но вместо того чтобы пронзить Пласидо, она острием меча провела на его лбу тонкую красную черту. Рана не была серьезной, но достаточно глубокой, чтобы остался рубец, как память о поражении.