Бекеша, там имелось порядка десятка станков. Любопытством он лишним не страдал, да и за округой нужно присматривать, чтобы собачки не подобрались.
Примерно через полчаса из цеха вышел Иван и, сев в «КамАЗ», начал его заводить. Но тот отчего-то заартачился. Чертыхаясь, мужик выскочил на асфальт и задрал капот. Повозился там с минуту и, с безнадежным видом осмотревшись вокруг, остановил свой взгляд на Бекеше.
– Артем, ты не поможешь?
– А что надо?
– Да придержать тут малость, рук не хватает. А мужиков отвлекать не хочется. Нам бы до заката управиться.
– Да нормально все. Давай подержу.
– Ага. Вот эту хреновину вот так подержи, пожалуйста. Да-да, так. Я сейчас.
Едва только он выпрямился, как голова Бекеша буквально взорвалась, перед сознанием промелькнула красная пелена, а потом настал мрак. Последняя его мысль была об одном расчувствовавшемся и расслабившемся чудаке, считающем себя самым умным…
…Сначала он почувствовал тупую головную боль. Словно кто-то от всей души приложился к башке кувалдой, никак не меньше. Потом открыл глаза, наблюдая за беспорядочным танцем разноцветных кругов. Никакой фигуры речи, перед глазами мелькали именно круги всех цветов радуги. Наконец им на смену пришла мутная пелена, как будто смотришь сквозь полиэтиленовую пленку.
Проморгался. Боль никуда не делась, зато зрение восстановилось. И слух вернулся. Хотя лучше бы не возвращался. От какофонии, поднятой работягами, голова разболелась еще больше. Да еще и лежа на животе дышать трудно. Попробовал приподняться. Оп-па! Сю-урпри-из! А он-то связан. С трудом перевернулся на спину и кое-как осмотрелся.
– Ваня, а чем это ты меня так приложил-то? – прокашлявшись, поинтересовался Бекеш.
Давешний мужик пристроился на большом камне, положив на колени дробовик. И кстати, если автоматы у них в руках смотрелись как-то неказисто, то ружье – очень даже органично. Явно у него в обращении с ним немалая практика.
– Опамятовал? – вместо ответа спросил Иван.
– Как видишь. Так чем же, Ваня? Вроде в руках ничего не держал.
– Так рукой и приласкал, – пожав плечами, ответил мужик.
– Силен.
– Есть такое дело.
– А за что, можно спросить?
– Так за них, – кивнув в сторону уже уложенных в рядок тел мародеров, ответил тот.
– За этих? Что-то я не понял. Вы разве не в рабстве у них были?
– Ну-у не то чтобы в рабстве.
– Ты не юли. Ты прямо отвечай. Разве не в холуях у них были?
– А ты весь такой красивый и нас освободил. Так, что ли?
– Ну, где-то примерно так. И обманывать вас не собирался. Что жадность обуяла? Ладно, забирайте все. Мне хватит одного автомата с боекомплектом.
– Ишь ты, щедрый какой. И волю, и богатство. Может, еще расскажешь, как нам наши семьи из неволи высвободить? Молчишь? То-то и оно.
– А ты, стало быть, знаешь?
– Я знаю, как сделать так, чтобы нас и наших близких не порвали на куски. Вот доставим тебя их родне, чтобы они могли с тобой посчитаться, глядишь, и нам спишется. Мы ведь не воины, наше дело – работа, а война – это уж по их части. И за их промахи отвечать не можем.
– Лихо. Погоди, так получается, они вас вообще не опасались? И эти дробовики… Они ваши?
– Наши, ясное дело. Мало ли какая напасть в поле случится. Да хоть те же хищники. А Хасану с товарищами опасаться нас было незачем. Случись что с нашей стороны, не сносить нашим родным головы. Так что не обессудь, но ты сам во всем виноват.
– Твоя правда. Сам. Несмотря ни на что, все еще хочется верить в людей.
– Да ты меня не жалоби. По совести, мне перед тобой стыдно так, что хоть сквозь землю. Но ты для меня никто, а там у меня жена на сносях и две дочки. Такие вот дела.
– Ясно. И долго вы еще возиться будете?
