в ней, бесспорно, есть что-то и от демона… Такого, как Плантина-Марта или Мелюзина. Теперь, когда Альгонда встретилась с феей, настоящей феей, она не могла думать о сестрах-колдуньях по-другому. И все же ей удастся избежать их козней, Альгонда была в этом уверена, но каким же долгим и трудным казался ей в это мгновение путь, ведущий к этой цели! Настороженно прислушиваясь, она отдалась усталости, буквально пригвоздившей ее к дощатому полу. Мыслями она унеслась в Сассенаж, как поступала всякий раз, когда ей требовалось утешение и поддержка. В этот час замок, где прошло ее детство, был погружен во мрак. Она себе представила лицо Матье. Склонилась над его черными кудрями. Он лежал, натянув одеяло до самого подбородка, так, что изуродованное ястребом лицо было видно в профиль. Шрам, протянувшийся от правого века к виску, все еще был очень рельефным, но уже не таким страшным, как раньше.
В душе Матье, похоже, царил покой, какой он обретал только забываясь сном. И все же она знала, что это не так. Матье страдал. Как и она сама. И даже еще больше. Тоска по любимому разбудила в душе Альгонды печаль. Почему ей казалось таким необходимым знать, где он прятался много недель после их разрыва, случившегося пять месяцев назад? Почему она не могла спокойно дожидаться вестей о нем, как подсказывала ей интуиция?
Устроившись на новом месте, в Бати, она искала его мысленно, пока не нашла. Он, в измазанной кровью рубашке, находился в окружении разбойников в самой чаще густого леса. Однако вместо того, чтобы прикончить, чего она на мгновение испугалась, они подхватили раненого и отвели в свой лагерь. Матье жил с ними, пока не поправился, а потом сказал предводителю банды, что еще не готов к ним присоединиться. Альгонда узнала его собеседника. Это был Виллон, один из мальчишек, с которым они играли в детстве. Виллон пропал весной, и все решили, что он погиб. Он разрешил Матье уйти в обмен на обещание, что он не выдаст их прево[7]. Отныне он был их должником. И когда-нибудь час расплаты настанет… На этот счет у Альгонды сомнений не было. Но она была бессильна что-либо изменить. Оставалось только смириться с тем, что их с Матье судьбы соединятся, только когда все закончится. Так надо и ради блага ребенка, которого она носила под сердцем.
Альгонда в который раз прогнала печальные мысли. Когда рядом была Филиппина, все ее горести забывались. Госпожа же не желала расставаться с ней ни на минуту. Но достаточно ли сильна ее привязанность, чтобы после родов она доверила свое дитя Альгонде, а не кому-либо другому? Твердой уверенности у Альгонды не было, но она не знала, существует ли средство, которое поможет еще больше расположить к себе дочь барона. Средство или, быть может, сила… Сердце ее противилось тому, чего желало ее тело. Она принадлежала Матье, и даже мысль о том, что ее будет ласкать другой или другая, казалась ей предательством худшим, чем то, что она совершила в объятиях барона Жака.
Будь что будет! Впереди Альгонду ждала череда развлечений. К празднествам она, по правде говоря, уже привыкла, они доставляли ей удовольствие. Турецкий принц живет в нескольких лье от их замка. Не отчаиваться и ждать — вот все, что требуется!
Через три четверти часа, почти окоченев от холода, Альгонда спустилась по лестнице на первый этаж голубятни. Теперь она была уверена, что гарпия отправилась на поиски другой жертвы, и радовалась той маленькой победе, которую одержала благодаря собственным магическим способностям.
Филиппина провела кончиком пальца по губам Альгонды. Девушка не шелохнулась — так глубок был ее сон. Вернувшись к себе в спальню, Альгонда разделась и сразу упала на постель.
— Почему я так к тебе привязана? — спросила себя мадемуазель де Сассенаж, наклоняясь еще ниже, чтобы коснуться губами ее губ.
То ли вздох, то ли стон вырвался из груди Альгонды. В поцелуе было больше страсти, чем это дозволительно. Филиппина испугалась и отступила на шаг. Нельзя, чтобы она проснулась! Ни в коем случае! Она боялась этого волнения, терзавшего ей сердце и низ живота. В Альгонде было столько грации и утонченного изящества, что рядом с ней меркли самые знатные дамы в округе, за исключением разве что Сидонии.
С той самой минуты, когда они вместе с Альгондой сидели на берегу Фюрона и, если бы не явление Мелюзины, наверняка бы поцеловались, Филиппина желала ее с каждым днем все сильнее. Это стало ее навязчивой идеей. Ей хотелось осыпать Альгонду подарками, дать ей еще больше привилегий, но она сдерживала свои порывы. «Служанка! Эта девушка — всего лишь служанка, а ты — ее госпожа! По-другому быть не может! Ты не можешь сделать ее дворянкой, не можешь дать ей положение в обществе, которого она не достойна!» Но уже через минуту, увидев Альгонду в красивом наряде и драгоценностях, которые она заставляла ее надевать, Филиппина начинала искать доказательства обратного.
Временами она даже спрашивала себя, кто из них настоящая госпожа, а кто — рабыня. В замке не было мужчины, к которому она испытывала бы столь сильное влечение. Стоило ей отвергнуть очередного поклонника, заявив ему, что она еще не готова к
