коренастые и сильные, как их отец. Жилые комнаты от мастерской отделяла одна-единственная кожаная занавеска. Весь дом в образцовой чистоте содержали Кюнегонда, полная женщина с некрасивым лицом, но доброй душой, и ее дочка, Фанетта. Неожиданный гость застал их за работой — они чинили брэ[12].
— Здравствуй, Матье! — звонким голосом поздоровалась девушка.
Фанетта часто играла с ним в детстве, когда Ангерран еще жил в замке. Она была чуть старше Альгонды и совсем не такой пригожей. Правда, за последние пару лет ее мальчишеская мордашка чуть округлилась и стала пусть не красивой, но миловидной. Юноша улыбнулся в ответ на приветствие.
— Хорошего вам дня, сударыня Кюнегонда! — приветствовал он мать семейства.
— Если ты пришел забрать брэ своего отца, то придется подождать немного, мой мальчик! Я как раз их штопаю!
— Я не за этим, так что не торопитесь.
Кузнец вынырнул из-за занавески с коротким и широким мечом в руках, который он хранил завернутым в полотно. Кюнегонда с упреком посмотрела на супруга, но тот, казалось, ничего не заметил. Все его внимание было сосредоточено на мече. Матье подошел к столу. Сердце гулко билось в груди. И все же, ощущая на себе взгляды стольких любопытных глаз, он испытывал неловкость. Ему хотелось бы остаться в одиночестве, чтобы снова ощутить ни с чем не сравнимую радость от владения этим мечом, насладиться приятным ощущением рукояти в своей ладони… Проглотив сожаление, он стал следить за ловкими пальцами кузнеца, развязывавшими веревку на лежащем на столе свертке.
Мэтр Жанно развернул кусок полотна, и клинок блеснул в свете проникшего в окно солнечного лучика.
— Я выковал его из той же стали, что и меч Ангеррана! — посчитал нужным напомнить мастер, гордый своей работой.
Юноша провел указательным пальцем левой руки по эфесу, на котором были изображены два соединенных сердца.
— У него есть имя? — спросил он.
— Этот обычай давно забыт, мой мальчик, но ты можешь его назвать, если хочешь!
Матье вздрогнул. Сердце застучало в груди как сумасшедшее.
— Это значит, что он…
— Ты хочешь спросить, твой ли он? Ну конечно! Ты же женишься когда-нибудь! — со смехом сказал кузнец.
— Жанно! — прикрикнула на него супруга.
Кузнец повернулся и посмотрел на жену.
— И что я такого сказал? Или в этом доме мне запрещено полюбоваться собственноручно выкованным мечом?
Кюнегонда глазами показала на Фанетту. Мэтр Жанно сразу посерьезнел. Он знал, что дочь всегда сохла по Матье, хотя и смирилась было с тем, что он женится на другой. С того самого дня, как Альгонда уехала из Сассенажа, Кюнегонда не упускала случая напомнить мужу, как было бы славно, если бы он поспособствовал сближению их дочери и старшего сына пекаря. Кузнец подумал, что супруга будет до конца дней бранить его, если он прошляпит такой шанс. Дружески потрепав Матье, который никак не мог выпустить из рук свой меч, по плечу, он сказал:
— Хочешь забрать его?
Матье встрепенулся. Хотел ли он? Можно было не спрашивать. Он и вернулся-то в замок из-за этого меча! Вернулся с надеждой научиться владеть им с таким мастерством, чтобы меч стал продолжением его левой руки. А еще он вернулся, чтобы убить. Убить барона Жака. И все же после недолгого раздумья он завернул меч в кусок полотна. Время еще не пришло… В такую погоду нечего было и думать о занятиях с оружием и тем более о далеких поездках. Он просто хотел убедиться, что предмет, который поможет реализовать мечту о мести, ставшую навязчивой, дождется его. Юноша отступил от стола на шаг.
— Мой отец будет беспокоиться, если я его принесу в дом. Я заберу меч позже.
— Как скажешь! — с ноткой разочарования в голосе отозвался мэтр Жанно.
И, обернувшись к Фанетте, сказал:
— Брось иголку и пойди подыши свежим воздухом! Стала бледная, как поганка! Это же надо — столько дней просидеть в доме! Матье, окажи мне любезность, заставь эту клушу прогуляться!
— Отец, разве ты не знаешь, что у Матье есть своя работа? — помрачнела Фанетта, которая видела родителей и их ухищрения насквозь.
— По правде говоря, мой брат управляется у печи намного ловчее меня. Идем пройдемся, Фанетта!
Увидев на его лице задорную улыбку, девушка просветлела лицом. Сама не своя от радости, она отложила работу и встала.
— Только надену теплую накидку!
