— Млый вырос, — он начал сразу, без долгих предисловий, которые, похоже, и так были уже высказаны в частных разговорах. — Я его воспитывал как сына. Знаю, что многие были против этого. Некоторые и сейчас считают, что Другие должны жить отдельно. Но мне кажется, что именно благодаря Млыю у нас наконец-то появилась счастливая возможность преодолеть расстояние между Другими и нами. Он — Другой, и все же он — наш.
Млый слушал и ничего не понимал. Какое расстояние, какая возможность? Разве он не знает Раха или Велеса? Разве он не скакал с Родом по степи, преследуя оленей, не возил зерно с Велесом в деревню? Если он чем и отличается от них, так только умением. Но ведь и это дело наживное. А сейчас, побывав на корабле и повзрослев разом почти на целую жизнь, разве он стал хуже? Что же тогда происходит?
— Дело не в том, — рассудительно вступил Свентовит, — что Млый — Другой. Вернее, не только в этом. Мы так долго всё чинили и латали в этом мире, так старательно восстанавливали разрушенное вовсе не за тем, чтобы вновь появился человек, способный уничтожить наш труд. Речь сейчас идет о том, какой путь выберут люди, сумеют ли они понять ошибочность той цивилизации, которую они когда-то создали и которая в конечном итоге их погубила.
— Перед Другими всегда стояла возможность выбора, — загремел голос Перуна, едва Свентовит смолк. — И всегда они выбирали не тот вариант. Вместо того, чтобы разобраться в самих себе, они постоянно перекладывали эту ответственность на искусственный разум.
— Но Млый еще слишком молод, — запротестовал Род. — Он не знает, не может знать многого. Ему трудно. А мы, вместо того, чтобы помочь, пытаемся сейчас разом решить его судьбу.
Так вот в чем дело! Млый вертел головой, поворачиваясь поочередно то к одному, то к другому говорящему. Общий сбор, оказывается, полностью посвящен ему, Млыю. Как будто он держит экзамен, от которого полностью будет зависеть его будущая жизнь. Но почему именно сейчас? И почему Род не предупредил его об этом заранее?
Слова ему не давали. Но и сидеть сторонним наблюдателем Млый не собирался. Сейчас он им все скажет!
— Но почему не спрашивают меня? — выкрикнул он с места и даже привстал, но вновь опустился на скамейку — Род всей ладонью надавил ему на плечо. — И что вы пытаетесь решить? Жить ли мне вместе с вами или убираться на все четыре стороны? Если так, то я готов уйти. Не стоит делать из этого проблему. К тому же, мне кажется, вы заблуждаетесь! Сравните то, как люди живут сейчас, и то, как они жили раньше. Разве это полуголодное и жалкое существование можно назвать жизнью? Разве пахать землю плугом вручную, постоянно поглядывая на небо и моля о хорошей погоде, лучше, чем возделывать пашню машинами? Разве тащиться пешком по степи лучше, чем пролететь над ней стремительно, как сокол? Да, вы умеете это делать и без машин, а люди не умеют. Так зачем осуждать их, если они хотят хоть в чем-то походить на вас. Что в этом плохого?
— Он еще не понял, — глухо заметил Рах.
— Он еще молод, — повторил слова Рода Велес.
— Но он останется таким навсегда, — отрезал Сварог и поднялся. — Останется хотя бы потому, что он — Другой. Любые попытки переделать Других безуспешны. Когда-то мы пытались подсказать им правильный выбор. И что же? В конце концов мы были вынуждены уйти сами. Нам не осталось места среди них. Нас просто выгнали. И это в благодарность за тысячелетия службы, которую мы несли. Теперь появилась надежда, слабая, но надежда, что мы сумеем, как и раньше, контролировать ситуацию. Для этого, конечно, понадобится время. Но ничего, мы подождем. Планета постепенно выздоравливает, и у нее есть шанс вновь стать такой, как прежде. Вопрос в другом — в городах Другие даже после катастрофы пытаются наладить известный им порядок. Уже работают радиостанции, ремонтируются механизмы. И если Другим удастся восстановить между собой разрушенные связи, объединиться в усилиях наладить машинную цивилизацию, все пойдет по кругу. Мы вновь будем вынуждены уйти, так ничего и не добившись, не доказав, что этот путь опять приведет людей к гибели. К тому же, в мире осталось еще много оружия, просто люди разучились им пользоваться. Но они научатся. Опять научатся. А что за этим последует, объяснять не надо.
— На моем корабле, — вновь выкрикнул Млый, — есть лазерная пушка, но кому она угрожает, кроме грифонов! Семаргл, скажи, как я тебе помог!
— «На моем корабле…», — передразнил Млыя Перун. — На его корабле… Кстати, Род, почему ты позволил ему отыскать этот корабль? Сейчас не возникло бы много вопросов, не случись этого. А теперь он отравлен. Отравлен, отягощен знаниями, которые ему могли бы никогда не пригодиться. Получается, мы говорим одно, а на деле происходит совсем другое.
— Я считаю, каждый должен знать, кто он есть на самом деле, — возразил Род. — Если мы и хотим что-нибудь сделать, то должны это делать в открытую.
— Зачем вам утаивать от Других то, как они жили раньше? — по-прежнему не понял Млый. — Вы говорите о выборе пути, вы хотите помочь, но почему тогда Другие влачат такое жалкое существование? Чему вы научили их? Строить капища? Раньше люди
