сами, в надежде спасти тех, кто нам дорог.
Это их последняя ставка, на которую они бросят все силы, а победивших ни среди нас, ни среди них не будет. Останутся осколки трех филиалов, куча убитых людей и горстка сумевших выжить.
Проигрывая в войне, они хотели сделать все, чтобы победителей просто не было.
– Уходим!
Калеб вырвал меня из кресла и, сжав в объятиях, утянул за собой в настоящее. А я лишь беззвучно повторяла: «Ни себе, ни людям… Ни себе, ни людям…»
Мы были снова в Рио-де-Жанейро, солнце снова опускалось за горизонт, а мы смотрели на него и не беспокоились о том, грозит нам опасность или нет. Мы стояли на смотровой площадке рядом с величественной статуей Христа-Искупителя, возвышающейся над мегаполисом Рио-де-Жанейро, – одним из самых популярных сооружений мира.
Заходящее солнце особенно красило великий монумент, добавляя ему загадочности, а мы смотрели вниз, на город, и казалось, что весь мир лежит перед нами.
Получив крайне нежелательную и неприятную информацию, я поняла, что нам придется действовать в одиночку, на свой страх и риск. И своим планом я поделилась с самым близким человеком, с самым родным…
– Скажи мне, что ты об этом думаешь? – поинтересовалась у Калеба.
– По поводу твоей теории? Знаешь, Диего как-то мне сказал, что все, что происходит, происходит не случайно. Раз уж мы Хранительница и Воин, значит, твое предположение о том, что аналитики не в состоянии просчитать нас, может быть верным.
– Думаю, само время защищает нас. Помнишь, как в той истории с хранилищем?
– Если это так, тогда у нас преимущество, о котором мы ранее и подумать не могли.
– А еще это означает, что нам придется действовать самим, а если и вмешивать кого, то только косвенным образом, – грустно произнесла я.
Перспектива вырисовывалась совсем не веселая.
– Конечно, это риск, и в первую очередь для нас, но если мы сплетем хорошую паучью сеть, все может получиться. Не боишься?
– Моя жизнь в последнее время напоминает опасный квест, где за каждым поворотом меня поджидает убийца. Так что ничего нового. А ты?
– Я три дня назад составил завещание.
Внутри все дрогнуло.
– Зачем?
– А зачем обычно составляют завещание? – усмехнулся творец.
– Не увиливай!
Во мне поднялась невообразимая паника, сродни отчаянию. Страх от возможности потери заполнил меня всю, порабощая разум.
– Вера, ну что ты! – меня обняли и крепко прижали к груди. – Ты ведь знаешь, всякое может случиться. А творцы, так те еще с пеленок должны его писать. Раньше мне было незачем, а теперь вот появилась причина.
Я замерла у него в руках и, пытаясь сморгнуть набежавшие слезы, спросила:
– Кому ты все оставил?
– Ну, некоторую сумму Диего, немного тем слугам, которые давно у меня работают, пожертвование в фонд помощи бездомным животным…
– Калеб!
– Тебе, тебе. Вот оно, лучшее доказательство любви! – провозгласил творец и, переведя на меня взгляд, начал отступать назад. – Ты не рада?
– Я?! – хрипло спросила я, пристально следя за Родригесом. – Очень рада! Иди сюда, родной, сейчас я покажу тебе всю радость, которую испытываю.
– Не надо, – замотал он головой.
– Надо! – и я кинулась на творца.
Через какое-то время, набегавшись и надурачившись, мы снова стояли у ограждения смотровой площадки, Калеб обнимал меня и прижимал спиной к своей груди.
