— Я так понимаю, вас можно поздравить? — иронично хмыкнула я, проходя на кухню и только теперь обращая внимание на внешний вид моей вчерашней головной боли и ее жертвы. Тень в сползающей с узких плеч мужской рубашке и владелец оной рубашки, одетый в одни только брюки, вместе смотрелись очень органично. Варс в ответ отмахнулся, а Вета ответила:
— Пока еще нет, но… мы над этим работаем. Ты больше не сердишься? — уточнила девушка, неуверенно улыбаясь.
— Не сердится, — раздался над моей головой голос Трая. — Так что вы у меня в долгу. Зря я, что ли, всю ночь страдал?
— Стража где, страдалец? — мрачно оборвала я сольное выступление рыжего.
— На подходе, — отмахнулся он, и я почувствовала, как сильные руки мужчины осторожно сжали мои плечи. — Нирь, прости, я просто глупо пошутил, — тихо проговорил рыжий мне в макушку. И как только заметил мое настроение, стоя за спиной и не видя выражения моего лица?
— Я так и поняла, — еще мрачнее сообщила ему. — Руки убери, пока по-хорошему прошу.
Самое смешное — я ведь действительно прекрасно поняла, что никаких гадостей он говорить не хотел, просто сорвалось с языка для красного словца. Да даже если бы сказано было всерьез… ну, надоело — надоело, разошлись и забыли; хвала богам, уж с самолюбием у меня полный порядок, и никакой душевной травмы пара гадостей нанести не может, равно как и стремительный разрыв с очередным любовником.
Вот только это никак не вязалось с рухнувшим ниже уровня пола настроением, и без того не радужным после утреннего покушения на княжну. Понимание — пониманием, а по всему выходит, глупость Трая меня задела. И это уже повод задуматься: почему?
Только задуматься мне не дали.
— Давай лучше сразу по-плохому, — вкрадчиво мурлыкнул над ухом рыжий, обнимая обеими руками и крепко прижимая к себе. — Ты мне как следует врежешь, расскажешь, какой я кретин, спустишь пар и перестанешь сердиться.
— Ты мазохист, что ли? — задумчиво уточнила я.
— Нет.
— Пусти. На дурака сердиться — попусту время терять, — проворчала, чувствуя не столько раздражение, сколько неловкость. Особенно при виде преувеличенно бодро обсуждающих утренние события товарищей, старательно не глядящих в нашу сторону.
— Сердишься. Я же чую, — прошептал он, спрятав нос у меня за ухом и щекоча чувствительную кожу дыханием. — Не злись. Пожалуйста. Знаешь, сколько раз я получал за то, что язык прежде головы мелет? Только все равно не помогает.
От дальнейшего развития темы меня спасло появление стражи. Причем не просто патрульных, а сразу — следственной группы. Видимо, потому они и задержались с визитом. Трай с явной неохотой выпустил меня из охапки и начал исполнять обязанности хозяина дома, объясняя командиру, что где случилось, какая защитная магия работает в доме и дальше в том же духе. Поскольку большинство присутствующих, в том числе и я, не могли дать никакой полезной информации, кроме общей на всех фразы «услышали взрыв, пошли выяснять», оставалось только наблюдать за происходящим со стороны и не путаться под ногами.
Вот только лично у меня с наблюдением сейчас все было из рук вон плохо. Гораздо сильнее занимала сцена на кухне, и дополнительно раздражал тот факт, что я понимала всю глупость собственной реакции. И чем больше я об этом думала, примеряя к себе и Траю всевозможные мотивы, тем настойчивее в моей голове вертелся простой вопрос: «Уж не угораздило ли тебя, мать, влюбиться?!»
Ничем иным я собственную внезапную ранимость объяснить не могла. Вернее, могла, но отчетливо понимала, что все это — попытки убежать от очевидного ответа.
— Слушай, Варс, вот ты в политике понимаешь, объясни мне, зачем степнякам убивать княжну? Они что, кого-то из своих пытались князю сосватать, а он отказался? — поинтересовалась я, стараясь отвлечься от опасной темы.
— Сомнительно, — поморщился Черный Коготь. — Это были изгои, отбросы. Безродные, отлученные от семьи, кицаши — в нашем языке нет точного перевода. У степняков изгнание из семьи — самое страшное наказание. Многие предпочитают свести счеты с жизнью, но некоторые находят свое место в мире. Правда, обычно они находят его на самом дне, в роли специалистов по грязной работе. Если надо кого-нибудь припугнуть, избить, убить, но не хочется марать руки или светиться, пользуются их услугами. А у вас их нет?
— Степняки до нас не добираются, им у нас холодно. — Я пожала плечами. — А как ты по одной голове определил, что он отлученный?
— А это только по голове и можно определить. «Кицаши» — дословно «безухие». Степняки вот здесь, на завитках ушей, — он пальцем очертил собственное ухо, — указывают, к какому роду и семье принадлежат, а на мочках перечисляют своих детей. Если кого-то изгоняют, ему эти части тела отрезают, чтобы каждый видел, с кем имеет дело. Собственно, обычно только кицаши и
