Этого было достаточно, чтобы я занесла ее в свой список.
Во всяком случае, г-жа Грендерель встретила меня очень любезно, и признаюсь, что визит мой имел для меня свою приятность: не то чтобы мне доставляло большое удовольствие болтать с г-жою Грендерель, но, разговаривая с нею, я все время имела перед глазами четыре удивительные картины Шардена, украшающие большую приемную особняка. Это четыре натюрморта; на одном изображены хлеб и лимон, на другом – котел с фруктами, на третьем – дичь, на четвертом – рыба. Эти четыре Шардена у г-жи Грендерель имеют вид семейных картин, так как г-жа Грендерель происходит из старого буржуазного рода. Они приобретают значительность эмблем. Действительно, г-жа Грендерель создана, скорее, чтобы ходить на рынок, чем для того, чтобы выезжать в свет. Какой отличной рыбницей, какой булочницей была бы она! Она высокого роста, сильная, коренастая, широкоплечая, квадратная. У нее красивые, крупные черты лица, большие, красивые глаза. Тело у нее сколочено на славу. Повторяю, совершенный тип лавочницы. Посмотреть на нее, то можно подумать, что она только и занята хозяйством и материальными заботами. Ну так Вы очень ошиблись бы, подумав так. Под крепкой этой оболочкою и внешностью хозяйки г-жа Грендерель скрывает романическую и забавную душу и полную неспособность вести дом.
Несмотря на воинственный свой вид, г-жа Грендерель мечтательна и ветрена. Ее неприспособленность к делам текущей жизни исключительна. Она в них ничего не понимает. Она знает это, и от этого на нее напала особенная робость. Спорить с поставщиками, отдавать приказание прислуге для нее сущее наказание. Потому всем в доме распоряжается Грендерель, заказывает кушанья, следит за расходом, делает покупки. Он довел это даже до того, что наблюдал за туалетами своей жены, и часто можно было видеть, как после какого-нибудь длинного заседания, где обсуждались финансовые интересы огромной важности, он останавливал свой экипаж у дверей какой-нибудь модной портнихи или известной модистки.
От такого супружеского вмешательства г-жа Грендерель имеет преимущество быть наиболее странно одетой и имеющей наиболее странные головные уборы парижанкой, но особняк Грендерелей находится в образцовом порядке. У г-на Грендереля сохранились традиции пышных откупщиков прежнего времени. Этот щупленький человечек, в чем душа держится, в очках, кажущийся полуживым и полуслепым, на самом деле является одним из выдающихся знатоков искусства. Он умеет обращаться с деньгами, но умеет обращаться и с редкими безделушками. Коллекция г-на Грендереля – одна из самых замечательных и хорошо составленных в Париже. Конечно, г-же Грендерель запрещено прикасаться к чему бы то ни было. Г-жа Грендерель рассеянна, и у нее несчастливая рука. Таким образом, не занимаясь ни хозяйством, ни туалетами, добрая г-жа Грендерель имеет много свободного времени в своем распоряжении. Она заполняет его чтением фельетонных романов.
В конце концов, эти фельетоны подействовали немного ей на голову. Жизнь для г-жи Грендерель представляется полной козней и опасностей. Потому она не выезжает из Парижа, под Парижем же она подразумевает богатые кварталы столицы, в частности квартал Монсо. В других местах вы не можете поручиться за безопасность. Главной темой разговоров г-же Грендерель служат опасности жизни. Говорят, что она к кучеру на козлы сажает полицейского агента, переодетого выездным лакеем. Что касается до путешествий, то г-жа Грендерель отказалась навсегда выезжать за черту города. Поехать дальше городских валов кажется ей неслыханною дерзостью, подвигом, достойным, чтобы люди сломали себе шею или им прострелили голову.
Чувство это содействовало тому, что г-жа Грендерель прониклась ко мне большим уважением. Подумайте: особа, отправившаяся в Америку и, что еще забавнее, – вернувшаяся оттуда! Разве это не чудо? Это изумление я могла прочесть на лице у доброй г-жи Грендерель, когда я явилась оказать ей долг вежливости. Она смотрела на меня взволнованно и удивленно. Как, такая молодая, и уже переезжала Атлантический океан, исколесила весь материк и из этого ужасного предприятия вернулась жива и здорова, с обоими глазами, ушами и четырьмя конечностями! Каких страшных опасностей я избежала! Мудрено ли в такой стране лишиться мужа! Развод – ничтожное приключение для человека, которому приходится испытывать столько других приключений. Я должна благодарить судьбу, что так дешево отделалась!
Добрая и нелепая г-жа Грендерель ни на минуту не могла себе представить, что эти пять лет я прожила там в изящном и комфортабельном коттедже, в окрестностях большого города, и что Берлингем представляет собою что-то вроде калифорнийского Сен-Джемса. Она не могла понять, как с меня не сняли скальп краснокожие и что я проводила время не в том, чтобы перестреливаться из револьвера с ковбоями, уметь обращаться с томагавком и лассо, жить в вигваме и есть за всеми трапезами пеммикан, как это описано в романах Густава Эмара, Майн Рида и Габриеля Ферри, которыми она упивается. Это превосходило ее сообразительность, и она думала, что я скрываю перипетии моего существования в саваннах и пампасах, щадя ее чувствительность. Потому она всячески вызывала меня на откровенность. Мне бы ничего не стоило, дорогой Жером, уверить ее, что Вы с головы до ног покрыты татуировкой, носите кольцо в носу и перья на голове. Она приписывала мою сдержанность моей скромности. Но затруднения мои этим не ограничивались. Если я вышла невредимой из отдаленных опасностей, мне предстояло еще избежать опасностей парижских. Одинокая молодая женщина подвержена там всякого рода случайностям и неудобствам. И добрая г-жа Грендерель предоставляла к моим услугам тот незначительный запас опытности, что она имела, чтобы быть моим путеводителем по этому лабиринту.
Я не остереглась и не отказалась от столь предупредительного предложения. У г-жи Грендерель, которая по уму, конечно, не может сравниться ни с г-жою Жофруа, ни с г-жою дю Дефан, тем не менее есть довольно влиятельный салон. Хотя она не отличается особенными способностями руководительницы, все- таки она жена Грендереля, а могущество Грендереля достаточно притягательно, чтобы приемы его супруги были очень посещаемы. Так что занять твердую позицию на этой почве небесполезно, чего я и достигну. Вначале это будет довольно тяжко, так как для начала нужно будет подвергаться советам г-жи Грендерель, но я подчинюсь этому и очень рассчитываю воспользоваться светскими преимуществами их дома.
Выгоды, которые я намерена извлечь из г-жи де Глокенштейн, не менее ценны. Г-жа Глокенштейн познакомилась с матушкой во время пребывания в Ницце. Г-н де Глокенштейн – немец, а г-жа де Глокенштейн – бельгийка. Оба вместе они очень богаты, а ее можно найти еще очень красивой. Ей лет под пятьдесят, у нее правильные и приятные черты лица, веселый и спокойный вид. Она обладает тою особенностью, что, когда соображает что-нибудь, у нее появляется довольно комическая гримаса. В эти минуты она как-то особенно поджимает губы. Прибавьте, что она смело и наивно мажется и волосы у нее выкрашены в золотистый цвет. На вечер она наклеивает большую мушку у начала бюста, который у нее довольно объемист. У г-жи де Глокенштейн хорошая квартира на площадке в Елисейских Полях. Она выбрала это место, чтобы из окон можно было смотреть на все въезды коронованных особ.
У г-жи де Глокенштейн действительно политический салон, настоящий салон, а не одна из тех говорилен, где попусту рассуждают о событиях, известных из газет, и вкривь и вкось решают судьбы Европы. В салоне г-жи де Глокенштейн нет ничего ни тусклого, ни скучного. Он полон красивых женщин, и там беседуют о литературе, театре, любви. Иногда только в проходе дверей или в курительной комнате встречаются люди, которые в другом месте не могли бы встретиться и которым невыгодно, чтобы их видели вместе. У г-жи де Глокенштейн – нейтральная почва, нечто вроде дипломатического дома свиданий.
В качестве красивой женщины я могла пригодиться г-же де Глокенштейн. Ей нужно привлекательных статисток для международных комедий, которые завязываются у нее под крылышком. Так что я сразу увидела, что я понравилась г-же де Глокенштейн и что она меня оценила по достоинству. Она решила, что у нее я произведу самое выгодное впечатление, и, осыпав меня любезностями, пригласила на следующий же день к обеду. Я извинилась, сославшись на то, что еще живу в отеле, чемоданы у меня не разобраны и что я начну выезжать не раньше весны. Тем не менее я обещала ей сделать визит, который имела право ожидать столь значительная личность, как она. Она одобрила меня по всем пунктам, и мы расстались лучшими друзьями, хотя она мне задала несколько вопросов, не особенно скромных, касательно моего развода. Из этого я поняла, что г-жа де Глокенштейн занимается не только вопросами политики: любовные вопросы тоже ее интересуют, и она подходит к ним главным образом со стороны физической, эта сторона, по-видимому, очень много значит для г-жи де Глокенштейн. Она, ничего не скрывая, сообщила мне, как она понимает любовь и какого наслаждения в ней ищет. Я предоставила ей говорить, причем она долго и красноречиво распространялась на эту тему, так что я избавлена была от необходимости отвечать на нескромные вопросы. Конечно, я могла бы сообщить ей факты, говорящие только в Вашу пользу, дорогой Жером, но мне совсем не хотелось делать признаний, хотя бы и ретроспективных. К тому же, повторяю, я
