– У тебя наверняка было и тамуранское младенческое имя.
Эти слова парень произносит непринужденно, будто я пришла к нему в гости, а не попала сюда прямо с эшафота.
– В детстве мама звала меня
Он слегка наклоняет голову:
– Интересный выбор имени.
Его вопрос пробуждает во мне давние воспоминания о матери. Последние счастливые месяцы перед нашествием кровавой лихорадки. «В тебе, ками гоургаем, пылает огонь твоего отца», – говорила она, гладя мое лицо своими теплыми руками. Она улыбалась, но как-то странно. Мягкие черты ее лица почему-то становились суровее. Помню, потом она поцеловала меня в лоб. «Это хорошо. В здешнем мире тебе понадобится огонь».
– Мама считала волков красивыми зверями, – отвечаю я.
Парень разглядывает меня со спокойным любопытством. По моей спине ползет тонкая струйка пота. Появляется смутное ощущение, что я где-то видела его, не только во время казни, а где-то еще.
– Думаю, маленькой волчице не терпится узнать, куда она попала.
– Да, конечно, – улыбаюсь я, стараясь показать, что ему нечего опасаться. – Буду вам очень признательна за пояснения.
Я не настолько безрассудна, чтобы вызвать неудовольствие у этого виртуозного убийцы. Достаточно взглянуть на его перчатки, густо усеянные пятнами крови.
Выражение его лица становится отрешенным и сдержанным.
– Ты находишься в самом центре Эстенции.
Я едва сдерживаю крик. Столица Кенеттры. Портовый город на северном побережье. Такая же крайняя точка на севере, как и Далия на юге. Конечный пункт моего несостоявшегося бегства. Мне хочется вскочить с постели, подбежать к открытому окну и полюбоваться на этот сказочный город, но я подавляю волнение и вновь сосредоточиваюсь на молодом аристократе, сидящем напротив меня.
– А кто вы… господин? – спрашиваю я, не забывая об учтивости.
– Меня зовут Энцо. – Он слегка наклоняет голову.
– Вас называли… там, на площади… они называли вас Жнецом.
– Да. Я известен и под таким именем.
У меня волосы становятся дыбом.
– Почему вы меня спасли?
Впервые за время нашего разговора напряжение на его лице уступает место легкой улыбке удивления.
– Вообще-то, другие сначала меня благодарили.
– Благодарю вас, господин Энцо. Так почему вы меня спасли?
Под его пристальным взглядом я густо краснею.
– Я удовлетворю твое любопытство.
Он меняет позу и снова наклоняется вперед. Я замечаю на его кольце простую гравировку: ромб со слегка скругленными сторонами.
– Вернемся к утру твоего сожжения. Скажи, ты впервые сотворила нечто сверхъестественное?
Я отвечаю не сразу. Может, соврать? Но ведь он наверняка знает, что меня арестовали и приговорили к смерти. Решаю сказать правду.
– Нет, не впервые.
Энцо задумывается над моим ответом. Затем протягивает ко мне руку и, по-прежнему не снимая перчаток, щелкает пальцами.
С пальцев срывается огонек и начинает жадно лизать воздух. В отличие от моей иллюзорной темноты, огонь кажется вполне реальным. Воздух начинает дрожать от его тепла. То же тепло ощущают и мои щеки. Передо мной несутся жуткие воспоминания утра моего сожжения. Я в ужасе сжимаюсь. Тогда он отделил эшафот огненной стеной. И тот огонь был вполне настоящим.
Энцо качает рукой, и пламя гаснет. Остается лишь тоненькая струйка дыма. Мое сердце бьется еле-еле.
– Когда мне было двенадцать, – начинает он, – кровавая лихорадка добралась до Эстенции. Она свирепствовала целый год. Из всей нашей семьи заболел только я. Еще через год врачи объявили меня выздоровевшим, однако я чувствовал, что со мной продолжают твориться странные вещи. Мне становилось то нестерпимо жарко, то нестерпимо холодно. Потом вдруг обнаружилось вот это. – Он смотрит на свою руку и снова поднимает глаза на меня. – Ну а какова твоя история?
