— Ну…
По всему было видно, что Фелану очень не хочется отвечать. Он словно стал меньше ростом. Весь ссутулился, мигом потерял свой воинственный пыл и перестал яростно сверкать глазами. Да что там, он и на меня больше не смотрел. Опустил голову и уткнулся взглядом в пол.
Я невольно залюбовалась ярким пунцовым цветом его ушей. Ой, прелесть какая! Господин оборотень смущаться вздумал. Раньше надо было думать, насколько мерзко его поступок выглядит со стороны.
— И Марика права, — бархатным голосом, в котором, однако, чувствовалась ледяная сталь, проговорил Норберг. — Фелан, я тебя не узнаю. Право слово, ты был со мной в Хельоне, видел, каких ошибок я наляпал тогда, пытаясь завоевать Алексу. Я считал тебя достаточно мудрым человеком и полагал, что моего крайне неудачного примера завоевания женщины будет достаточно и ты изберешь иной путь.
Фелану было неприятно это слышать. Он еще ниже опустил голову, носом почти уткнувшись себе в рубашку. Ни дать ни взять ребенок, которого строгий родитель отчитывает за шалость. Его уши были настолько красными, что я словно чувствовала жар, исходящий от них. Краска волнения медленно, но верно расползалась и по его лицу и шее.
Я думала, он промолчит. Да и что он мог сказать Норбергу в свое оправдание? Но ошибалась. Через неполную минуту Фелан все-таки неохотно выдавил через плотно сжатые зубы:
— Но что, если я не вижу иного пути?
Я удивленно вскинула брови. О чем он? О каком ином пути говорит? Завоевать меня? Да почему это ему вообще в голову втемяшилось? Лучше пусть отпустит меня восвояси. И я постараюсь забыть этот кошмар, по крупинкам воссоздав прежнюю счастливую жизнь!
Фелан исподлобья посмотрел на меня. Затем перевел взгляд на Норберга, который задумчиво постукивал длинными холеными пальцами по подлокотникам кресла, расслабленно откинувшись на спинку.
— Вот видишь, — негромко обронил блондин. — Для нее встреча со мной — кошмар, который надлежит забыть.
Норберг вздохнул и принялся растирать переносицу, словно вдруг ощутил головную боль. Но ничего сказать не успел, потому как в прихожей послышались чьи-то тяжелые шаркающие шаги.
Нет, в позе Норберга ничего не изменилось. Он продолжал восседать в кресле с таким независимым и гордым видом, как будто по крайней мере являлся королем и принимал своих подданных в роскошном зале. Но мою кожу вновь пощекотала энергия, идущая от этого мужчины. Он сосредоточился и напрягся в ожидании посетителя.
Почти сразу на пороге возникла Весса, но не одна, а в сопровождении Вентора, которого она буквально внесла в гостиную на спине.
При виде своего так называемого жестоко избитого союзника я охнула. Он выглядел так, словно находился при смерти. Удивительно, что бедняга еще дышал!
Голова Вентора была залита кровью, которая уже начала подсыхать и стянула его лицо в подобие жуткой багрово-черной маски. Глаза заплыли так, что он наверняка ничего не видел. Нижняя губа оказалась порванной, причем настолько сильно, что почти висела на лоскуте кожи, обнажив нижние зубы. Правой рукой он держался за Вессу, а левая безжизненно болталась, странно вывернутая в нескольких местах.
Это с ним сделал Фелан? Да блондин же покалечил родного сына!
— Все не так страшно, как выглядит, — не удержавшись, попытался оправдаться Фелан, уловив мои мысли. — Неделя в постели — и Вентор будет как новенький. Он ведь оборотень, то бишь намного выносливее обычного человека. Но, признаюсь, я слегка погорячился…
— Как я заметила, это твое любимое оправдание, — с сарказмом перебила я, невольно вспомнив происшествие в карете.
Поскольку покраснеть больше Фелан не мог при всем горячем желании, то ради разнообразия он начал бледнеть, я бы даже сказала — синеть. Причем это произошло настолько стремительно, что я заволновалась: не станет ли бедняге дурно с сердцем. Впрочем, практически сразу успокоилась. Он ведь оборотень, то бишь, по его же собственным словам, должен легче переносить всяческие испытания. И потом, я вообще сомневалась, что у него это самое сердце имеется.
— Я попросил Вессу привести меня, потому что хочу сказать, — внезапно заговорил Вентор.
Если честно, теперешняя его манера разговора создавала весьма жутковатое впечатление. Он почти не двигал опухшими разбитыми губами, поэтому его голос звучал глухо, будто он научился искусству чревовещания. Лицо оставалось совершенно безжизненным. Вентор даже не мог разлепить глаз.
— Я хочу сказать и тебе и Норбергу, что не считаю себя виноватым, — продолжил тем временем Вентор, по всей видимости,
