Сречко глядел на хозяина, ждал команды: заткнуть пленника.
Но владетель с командой не торопился. И кричать больше не стал. Слушал очень внимательно.
– Напали-то твои, но первую кровь всё равно я взял! – хвастливо заявил Илья, торопясь выговориться, пока его не заткнули. – Славный был у твоего родича щит, крепкий. А я его всё равно копьём прошиб и башку его носатую начисто снёс! Вместе со шлемом позолоченным.
– Сына его ты тоже убил? – вкрадчиво поинтересовался Мислав.
– Сына? Был там такой. Сразу заорал: «Отец! Отец!» Горластый, однако.
– Убил его? – ещё раз спросил Мислав.
– Нет, – качнул головой Илья. – Приголубил немножко, это да, но не убил. Пожалел дурня.
– Почему дурня?
– А как его ещё назвать, Миховила этого твоего? Да, знаю, что твой родич это! А дурень – дурень и есть. Угодил в дерьмо – сиди и не чирикай. А он грозиться стал! Тобой пугать! Князя – каким-то владетелем-данником пугать. Тобой! – Илья вновь засмеялся. Терять ему было нечего. Щадить его Мислав не станет. Палач? Пытка? Да разве они знают, что такое настоящая боль!
– И ты его убил, – утвердительно произнёс Мислав.
– Ты глухой? – осведомился Илья. – Мне чужой славы не надо. Кого убил, все мои. А убил я многих! Ты вшей столько не раздавил, сколько я врагов за Кромку отправил! Одним больше, одним меньше…
– Значит, всё-таки убил?
– Да пошёл ты! Где там палач твой? Замёрз я что-то.
– Поклянись, что не убивал Миховила! – потребовал владетель.
«Вот же упрямый! – подумал Илья. – Какая ему разница, кто кого убил?»
– Крест мой верни! Тогда поклянусь!
Крест свой, однако, Илья обратно не получил. Впрочем, и палача к нему в этот раз не пригласили.
Мислав молча поднялся со ступеньки, потёр поясницу, повернулся к Илье спиной и покинул узилище. За ним следом – Сречко. Не забыв прихватить подушку.
А вот пожрать принести Илье забыли. И воды тоже не дали.
Илья возмущаться не стал. Понимал – бессмысленно. Нагрёб под себя вонючего сена сколько смог и уснул. Холод, голод, оковы и прочие неудобства – такие мелочи в сравнении с теми временами, когда раскалённая игла ворочалась у него в спине. Кроме того, здесь было потеплее, чем в возке, никакой тряски и тишина.
«Не нашли». Вот всё, что мог сказать Сергей Иванович Артёму, когда они снова встретились уже в Киеве, на Горе.
– Никто ничего не видел, и от меня тоже никто ничего не требовал. Значит, не из-за выкупа.
– А ты бы заплатил?
– А сам?
– Я бы заплатил. – Уличский князь недобро усмехнулся. – Сколько сказали бы, столько и заплатил. А потом вырвал бы у тварей деньги вместе с кишками.
– Не со всяким получилось бы, – заметил Духарев. – Кроме того, выкуп – не обязательно деньги.
– Это понятно. Но вряд ли Илью взял в заложники кто-то из сильных. Ты бы уже знал.
– Скорее всего, – согласился Сергей Иванович. – Вряд ли это кто-то из сильных. И это не враги Руси, а наши личные.
– Путята, Блуд, Семирад… Кто ещё?
Сергей Иванович покачал головой.
– Путята – нам не друг, но он под Добрыней ходит да и не способен на такое коварство. Блуд – тоже вряд ли. За Блудом знаешь, какой нынче пригляд? Только моих двое при нём обретается. А Добрыниных, думаю, пол-Новгорода. Узнай Владимир, что Блуд его гридня украл, Блуду точно мало не покажется.
– А Семирад?
– Этот мог бы, – не стал возражать Духарев. – Но что потом? Насколько я знаю, он прячется где-то у ляхов. Ему вроде покровительствует жена Мешко Ода, но в Гнезно меня знают и знают, что я щедр к тем, кто мне помогает. Там моего сына спрятать непросто. Был бы Илья в Гнезно, думаю, голубь с вестью уже прилетел бы.
– Может, кто-то из окружения Соловья? – предположил Артём.
Духарев покачал головой:
