– Из гостей? – хмыкнула я. Утвердительного ответа я никак не ожидала, но он незакономерно последовал.
– Угу, – промычал парень. – Развяжешь теперь?
– Придется, – согласилась я.
Вот так, не спрашивая, судьба свела меня с риентанцем. Только не похож он на все те страшилки, что о них ходят. Мелкий, худой, рассеянный и чересчур наглый. И это – риентанец?
– Извинения прислать по почте?
– Лучше не надо, – прошептал Косичка, ерзая на своем ложе. Стул дернулся, но до края кровати ему было далеко. – Брат узнает, что меня в плен взяла какая-то недалекая землянка – плешь проест.
– Печальный опыт? – сочувственно спросила я, пододвигаясь к мальцу и начиная расплетать узлы. На столе печально пылились неиспользованные инструменты. Теперь их только и оставалось, что сдать в утиль или спрятать в чемодан и везти домой. Деньги за них наверняка уже списали с моего счета.
– Чужой, слава звездам, – хмыкнул малец и представился: – Меня Танан зовут.
Едва не брякнув «я знаю», кивнула и стащила с него визор.
– Ох ты ж, – оценил он мою четвертьчасовую работу. – И ты это сама сделала? – Он восторженно осмотрел обволокшую его паутинку. – Научишь?
Я тяжело вздохнула: ссориться с риентанцами себе дороже, но вот «дружить» – еще напряженнее. И дернул черт все так красиво сделать, обмотала бы в три слоя изолентой – пережил бы. Только где изоленту незаметно достать? С серной кислотой и то проще, а синие раритеты только на чердаках деревянных развалин остались.
– Как-нибудь, – отмахнулась я.
– Слово дай, – потребовал Танан, внимательно следя за процессом. Даже не запротестовал, что его не подняли с кровати и заставляют кушать одеяло.
– Не дам. Пусть тебя брат учит, – перевела стрелки я. Раз уж имеется старший, который может плешь проедать, пусть он и отдувается. Нечего мне чужих детей сбагривать! У меня свой есть – котик.
– Он занят. Дела у него всякие важные.
– Это заметно, – хмыкнула я.
– Почему? – попался на провокацию Танан.
– Был бы посвободнее – научил бы уму-разуму. Где видано, чтобы ребенок сначала спал в незнакомой комнате, а потом и вообще визор чужой напяливал?
– Я не ребенок! – начал свою песню Танан, но я жестом оборвала его тираду. – И вообще, ты хорошая!
– Я? А разве не кошмарная? – напомнила ему его собственные слова.
Паренек смутился и покраснел кончиками ушей. Человек бы пятнами пошел, а этот… Губы сами вытянулись в улыбку.
– И смеяться не надо! – недовольно буркнул Танан и отвернулся, насколько позволяли ослабшие путы. Зря, так ушки просматривались удачнее.
– Я не смеюсь. Просто улыбаюсь, – пояснила я. – На другой бок ляг, а то будешь муху изображать до ночи.
– Муху?
– Насекомое такое. Паук плетет паутину, оставляет, муха цепляется… и нет мухи, – вздохнула я. Думать о мировых параллелях не хотелось. Но не думать не получилось: Танан жаждал продемонстрировать осведомленность в планетарной политике.
– Значит, когда Риентан воздействует на чужую экономику – он плетет паутину? А гортезиане, которые подписывают глупые договоры, – муха.
– А они подписывают глупые договоры?
– Брат так сказал.
Я вздохнула: если пареньком только брат занимался, то мне было его искренне жаль. Вряд ли у старшего находилось достаточно времени, чтобы играть с малышом, вряд ли ему вообще было дело до малыша, а родители… Что ж, не всем везет.
– А брат, конечно, всегда прав?
– Всегда, – подтвердил Танан, ерзая на кровати и мешая мне устранять безобразие. – Скоро уже?
– Нет, – недовольно хлопнула его по лопатке, – будешь вертеться, какой-нибудь узелок затянется и будешь ходить как узник давних веков!
– Лю-у-уди, – простонал он.
– Человеки, – хмыкнула я, продолжая свое веревочное дело. – Ты как до жизни такой дошел? Сбегаем, от своих прячемся, за