еще при увольнении. Однако вставлять на место поврежденные безнаказанностью и адреналиновыми штормами мозги флотские коновалы не умели. А может, и не хотели, о чем с большей долей вероятности втайне подозревали то же СБ и большинство населения.
К счастью, срывы, подобные вчерашнему, из-за которого он и угодил в это разрушенное странным образом помещение, с Алексом случались не часто. Не то чтобы на станции отсутствовало необходимое горючее… Просто, на взгляд бывшего военного пилота, в заполненных учеными аккуратных зданиях научного городка оказалось не с кем выпить. Не считать же хорошими кандидатами для совместной пьянки настороженно зыркающих зверьков из СБ? Ну а с гражданскими летунами за полгода своего нахождения в этой столичной тьмутаракани пилот третьего ранга Алекс Вей так и не сошелся. Вряд ли парочка легких мордобоев и уведенная в баре девчонка из юротдела могли считаться началом дружбы. Вообще свое появление на этой научной базе Алекс считал одной из главных несправедливостей и подлянок, которые ему лично могла сделать вселенная.
Уволившись полгода назад, а еще точнее, попав в список профнепригодных из-за незначительных повреждений нейросети, вызванных электромагнитным импульсом, возникшим при близком взрыве изношенного в хлам плазменного реактора какого-то задрипанного пирата, Вей был брошен на произвол неласковой тетки судьбы в лице медицинского департамента. И уж если развитие человечества привело к какому бы то ни было прогрессу, то, по мнению большинства военных, этот прогресс в основном заключался в изобретении все более разнообразных методов, способных оставить ближнего без последнего кредита. Попытка восстановления пилотской нейросети стоила Вею триста двенадцать тысяч. Извлечение окончательно сдохших мозговых имплантатов и восстановительные мероприятия – девяносто пять тысяч. Проживание и поиск хоть какой-нибудь достойной работы в течение месяца – лишь трехсот шестнадцати кредитов. А ведь еще пришлось тратиться на покупку и установку старенькой, но вполне себе надежной пилотской нейросети гражданского образца.
В итоге по окончании медицинских процедур на его счету осталось не более семи сотен универсальных денежных единиц. И если бы не наводка одного старого друга, вовремя маякнувшего о наличии хлебного места старшего техника на борту удачно подвернувшейся каботажной калоши, уже через пару-тройку месяцев или при строгой экономии через полгода бывший пилот оказался бы на улице. Нет, конечно, в том вселенском муравейнике материнской планеты, в который его по окончании всех процедур выбросил проходящий по своему маршруту корабль-госпиталь ВКС, можно было устроиться на вполне себе непыльную работу… Оператором на гидропонной ферме или техником по ремонту транспортных краулеров. На большее с таким послужным списком надеяться просто смешно. Посторонних без опыта работы зажравшиеся столичные корпорации на нормальные должности не брали, а чтобы получить этот самый опыт, требовалось куда-то устроиться, причем не уборщиком или там грузчиком.
Прочихавшись и еще раз заковыристо помянув рвачей из медслужбы, Алекс наконец-то огляделся. Окружающее, конечно, не виделось в радужных тонах, но один факт внушал определенный оптимизм – в пролом на потолке лился вполне естественный мягкий свет, и тянуло оттуда приятным свежим воздухом.
– Бред! Кх! Кх! Бха! – откашлялся бывший пилот, а теперь заштатный техник орбитального буксира, лишь для красоты обозначенного в отчетах планетарным челноком, и сплюнул куда-то в район бывшей двери: – Мерзость-то какая! Чего же это такое я вчера пил, если оно даже сейчас на полу все еще зеленое и подозрительно пузырится?
Кое-как выбравшись из-под остатков рухнувших перекрытий и кусков пластобетона, Алекс наконец-то смог полностью окинуть взглядом внутренности той мышеловки, в которой оказался. Стандартное помещение карцера, описанное в строительных флотских нормативах какого-то лохматого, вроде бы еще докосмического года, изменилось до неузнаваемости. На воздействие фугасного боеприпаса это, конечно, походило слабо, но чем еще можно так приголубить отдельно стоящее на краю космодрома рядом с норкой «зверьков» и звездой комплексов ПКО здание гауптвахты? Уж на местах заключения флот и армия никогда не экономили. Тяжелый пластобетон четвертого-пятого класса с кварцевым наполнителем во флоте по традиции шел только на одежду капониров и гауптвахты. И чтобы довести его до вот такого состояния, следовало очень постараться. Обычный пилот вряд ли оказался бы специалистом по воздействию боеприпасов на планетарные сооружения, но парочка строчек в личном деле Алекса объясняла такую осведомленность. За годы службы человечеству, ну или хотя бы Совету Земли как его руководящему органу, Алексу приходилось очень много летать. И аж четыре раза падать. Объяснялось подобное положение дел в первую очередь его машиной, любовно прозванной в войсках «гарантированным гробом с крылышками». Многоцелевой аппарат в девичестве создавался как тяжелый космический истребитель и для своего класса был в общем-то не так уж плох. Вот только после нескольких лет его использования какой-то конструктор-рационализатор, явно имеющий волосатую лапу в верхах, выдал линейку модификаций для данного вида техники.
История умалчивает, что и в каких выражениях было сказано первыми военными пилотами после того, как они бросили взгляд на чудовищ, прибывших к ним из недр судостроительных заводов Солнечной системы. Однако в обиходный сленг
