Последней парой у меня был спецсеминар, на котором я рассказывал о крестовых походах. Это была моя предметная тема с тех пор, как я защитил первую, кандидатскую диссертацию о причинах гибели государства крестоносцев в Палестине и взятии Акко, а докторскую написал на тему Альбигойских крестовых походов и особенностях религиозных воззрений еретических сект XII — XIII века. Эти семинары я любил: все же сюда записывались те, кто хоть в какой-то степени интересовался предложенной темой, да и качество общения со студентами отличалось от унылого заезженного монолога на лекциях. В первом семестре студентов на моем семинаре было девять: трое юношей, еще не утративших мальчишеского интереса к историям о рыцарях и сражениях, двое отличниц, интересовавшихся средневековой литературой и решивших получше изучить исторический контекст, одна очень интересная и творчески одаренная, но, к сожалению, безнадежно некрасивая девочка, две подгламуренные подружки, записавшиеся в последний момент и не вполне понимавшие, куда попали, и Лолита.
Лолита Ким.
На первое занятие она пришла в короткой клетчатой юбочке выше круглых, загорелых колен. Тугая, свежая грудь слегка выступала из расстегнутой белой рубашки. Царевна степных кочевников, переодетая в японскую школьницу. Черные, блестящие волосы живописно растрепаны в то, что сейчас называется «креативной стрижкой», и прокрашены темно-красными прядями. Азиатские девочки любят так краситься. Когда мы знакомились, она сказала: «Меня зовут Лолита, и я ненавижу Набокова». Это было очаровательно.
Ее хотелось грубо насиловать и бережно защищать одновременно.
Все полтора часа семинара я старался не слишком на нее таращиться. Трудность была в том, что она сама постоянно бросала на меня быстрые, обжигающие взгляды темных раскосых глаз из-под стриженой челки.
Через неделю она попросилась остаться после занятий, чтобы уточнить некоторые детали политических решений Клермонского собора, которые были ей до конца не понятны. Еще через два дня, когда я особенно долго задержался на кафедре, мы столкнулись у выхода с факультета: Лолита что-то быстро и путано объяснила то ли про дополнительные занятия, то ли про что-то еще и спросила, не провожу ли я ее до метро. Даже в десять часов вечера короткий путь по Первой линии и Среднему проспекту до «Василеостровской» не представляется опасным, но она сказала, что боится ходить одна. Я согласился. По дороге выяснилось, что Лолита живет на «Удельной», это всего на две остановки дальше моей «Черной Речки», и я согласился проводить ее до дома. В конце концов, что в этом предосудительного? Совершенно ничего. У дверей ее парадной мы обменялись номерами телефонов — просто так, на всякий случай. А потом она поцеловала меня в щеку. Тоже, наверное, просто так.
Ночью я загрузил два десятка роликов с азиатскими студентками, горничными и медсестрами, и не написал даже половины страницы. Зато дважды кончил в кухонную раковину, представляя раскрытый рот на месте сливного отверстия.
Через несколько дней она встретила меня в коридоре, когда я шел на лекцию другого потока, и торопливо заговорила, что у нее есть идея курсовой, которую она хотела бы со мной обсудить, и не мог бы я сегодня с ней встретиться для этого после занятий, а она знает тут неподалеку отличное место. Когда тебя ловят на ходу, отказаться труднее, чем если никуда не торопишься. Особенно если отказываться не очень и хочется. Я согласился. Ведь причина была уважительной.
Мы просидели часа два в каком-то кафе с расписными стенами, обилием бородатых молодых людей и интерьером, пытавшимся выдать бедность за стильность. За это время я узнал, что она живет с родителями, что у нее есть младший брат, что она только наполовину кореянка, а еще у нее есть казахские и уйгурские корни, что она очень любит историю, интересуется эзотерикой, и что она всегда мечтала о таком преподавателе, как я, и ей нравятся наголо бритые мужчины, потому что это очень стильно — словом, почти обо всем, кроме идеи курсовой работы. Впрочем, как оказалось, идея была в другом. Когда мы ехали в метро и вагон слегка качнуло, Лолита прильнула ко мне, будто потеряв равновесие, да так и осталась стоять, прижимаясь все тесней и тесней. Ее тело было упругим и гибким. Я почувствовал, как теплые ладошки пробрались ко мне под пиджак и обняли за сразу напрягшуюся поясницу. Она встала на цыпочки, и ее дыхание щекотало мне шею. Из вагона мы вышли под руку. На эскалаторе она снова обняла меня, уже не стесняясь, и сказала, что хочет познакомиться со мной поближе. Совсем близко. Посмотрела в глаза и, видимо, для того, чтобы у меня не оставалось сомнений, незаметно опустила руку и слегка стиснула яйца. У меня чуть колени не подкосились.
В ту ночь я не мастурбировал и не писал. В два часа ночи лег в постель к жене — согретой, раскисшей от сна, закутанной в безразмерную ночную рубашку, которую я попытался поднять, чтобы засунуть в теплое тело напряженный до боли член. Супруга только что-то проворчала во сне, одернула задранный мною подол и отодвинулась.
На следующий день в Университете я написал Лолите сообщение с предложением встретиться во время длинного перерыва в середине дня. Мы уединились в пустующей аудитории на верхнем этаже. Пахло строительной пылью и древесной трухой: дальше по коридору декан затеяла ремонт помещений, предназначенных под аренду какого-то коммерческого учебного центра, и теперь там
