Завтра все кончится.
Они прошли до конца коридора и стали спускаться по лестнице на первый этаж. Надежда Петровна засветила фонарь. Темнота вокруг пахла мокрой пылью и плесенью. Они миновали завалы из старой мебели и через железную дверь вошли в подземелье под Виллой.
В квадратном подвале горели переносные мощные лампы, штук шесть или восемь, и в их ярком, неестественно голубоватом свечении подвал был похож на зловещую скальную копь, в которой копошатся уродливые злобные гномы. В нос ударила густая вонь месяцами не мытых тел, лежалой одежды и скисшего пота. Альтера поморщилась:
— Они отсюда сколько дней уже не выходят?
— Вот как Вы на прошлой неделе приехали, рассказали, что делать, так и трудятся, рук, так сказать, не покладают, — с готовностью объяснила Петровна. — Поесть да поспать выходят только, а так все работают, работают…
Стены подвала сейчас были обшиты досками и кусками фанеры: неумело, криво и косо, но зато полностью, от пола до потолка. Двое бродяг в дальнем углу, там, где обычно стоят табуреты и висят крючки для одежды, прибивали поверх древесины черную драпировку. Еще трое что-то сколачивали на полу. Остальные возились у боковой двери, из которой являлась сестрам Хозяйка Есбата, отпиливая торчащие края досок. Визг ножовки и стук молотков перекрывали хриплую матерную перебранку. Посередине подвала возвышался Ефрейтор: огромный, кудлатый, в засаленном пиджаке, надетом на грязную майку, и выкрикивал то ли ругательства, подгоняя своих подопечных, то ли команды на том особом, нечленораздельном наречии, понятном только бродягам и хроническим алкоголикам.
— Он всех сюда, что ли, пригнал?
— А как же, — отозвалась Надежда Петровна. — Все тут, ну, кроме Михалыча, он все своими язвами на ногах так и мается, почти не выходит. Ну, и новенького, Богомаза, теперь с нами нет…
Валерия посмотрела на комендантшу. Та отвела глаза и потупилась.
— Что значит, нет?
— Удавился Витя, — скорбно ответила Надежда Петровна и пожевала губами. — Такое горе.
— Удавился или удавили? — уточнила Валерия.
— Да сам он, сам, — поспешно заверила комендантша. — Вот сразу после того, как вы тут последний раз собирались. Затосковал что-то, загрустил. Подошел ко мне, спросил, а нельзя ли уйти. Ну, я и ответила, что, мол, теперь уж нельзя, предупреждали ведь с самого начала…Ну, а потом его Варвара на чердаке и нашла: ремень, значит, перекинул на балку, да и повесился. Такая вот незадача.
Ефрейтор увидел стоящих у двери Валерию и Петровну, выкрикнул что-то похожее на армейское «смирно». Пилы, молотки и разноголосая ругань мигом стихли. Бродяги выпрямились, кто как мог, и застыли. Ефрейтор застегнул пиджак, подтянул мешковатые брюки, и Валерия заметила, что за поясом у него тускло блеснула металлом рукоять пистолета.
— Доброго дня, госпожа Альтера, — хрипло пробасил Ефрейтор и поклонился. Из всклокоченных спутанных волос посыпались сор и какая-то живность.
— И тебе хорошего, — отозвалась Валерия, на всякий случай отойдя на полшага. — Вижу, дело идет. До завтра управитесь?
Ефрейтор запустил толстые пальцы в густую длинную бороду, задумчиво почесал, изучил то, что налипло на грязные ногти, облизал их и важно кивнул.
— Сдадим объект в срок!
— Молодцы, так держать, — Валерия окинула взглядом подвал. — Кстати, где то, что я привезла?
— В целях безопасности, переместили в яму, — отрапортовал Ефрейтор.
— Пойдем, покажешь.
Они подошли к краю квадратного углубления, похожего на бассейн. На дне стояли четыре газовых баллона с пропаном по пятьдесят литров каждый и пять пластиковых канистр.
— Убрали во избежание, — пояснил Ефрейтор. — Ребята у меня дурные, мало ли что…
— Ну и правильно. Что делать потом, помнишь?
Ефрейтор кивнул.
— Баллоны расположить по углам. Находящуюся в канистрах жидкость применить для обработки драпировочной ткани. Данную обработку осуществить завтра вечером, не ранее, чем за шесть, и не позднее, чем за четыре часа до вашего прибытия.
— Вольно, — сказала Альтера. — Иди, работай.
