Глава 4
Утром в понедельник Алина безжалостно вытащила из вазы и ведер еще не увядшие розы, собрала их в огромную охапку и вынесла из квартиры. Жирные багровые лепестки раскрытых бутонов назойливо лезли в лицо, забивая ноздри сладковатым липким ароматом, шипы злобно цеплялись за пальто. Алина ждала лифт и изо всех сил прижимала к себе цветочный сноп так, что трещали стебли.
— Доброе утро! Ой, какие цветы красивые! Вы их выбрасывать несете?
Из-за ярко-алой одуряюще пахнущей массы она не сразу заметила свою соседку из квартиры напротив, приветливую девушку лет двадцати пяти, светловолосую, милую. Она жила вместе с подружкой, похожей на большеглазую мышку: сейчас многие снимают жилье на двоих. Алина пыталась вспомнить их имена, но не смогла.
— Доброе утро, — отозвалась Алина. — Да, запах от них невыносимый. И подвяли уже, кажется.
— Ну что Вы, — девушка изобразила жалостливую гримаску. — Они еще могут долго стоять, если их подрезать, а в воду добавить…
— Ну так забирайте.
На лице соседки отразилось мгновенное колебание, но потом она рассмеялась и покачала головой.
— Нет, я на работу еду, на двое суток, и подруга тоже на сутках, некому будет ухаживать. Да и это же Вам подарили. А так, конечно, жалко. Очень красивые цветы.
Ворох роз поверх мусорного бака превратил помойку в подобие арт-инсталляции. Красные цветы припорашивал мелкий снег, и Алине казалось, что розы с ненавистью смотрят ей вслед.
На работу Алина поехала на отцовском BMW, так и оставшегося у нее после осенних событий. Она всегда ездила за рулем, когда твердо решала обойтись вечером без визита в «Дрейк».
Днем она нашла немного свободного времени, закрылась в кабинете, села за стол и положила перед собой телефон.
Конечно, за эти четыре месяца Алина пробовала найти Гронского. Не так, чтобы очень настойчиво, но все же пыталась.
Его квартира была закрыта и, судя по всему, пустовала. Алина приезжала сюда в конце ноября, примерно через неделю после того, как в последний раз попрощалась со своим странным напарником — казалось, что попрощалась навсегда. Во дворе у подъезда все еще стоял его «Рэнглер», одинокий, печальный, покинутый, постепенно покрывающийся характерной серой пылью, как и любая машина, на которой больше никто не ездит. Алина слегка погладила автомобиль по крылу, и на перчатке остались белесые пятна. Она вошла в подъезд, поднялась на третий этаж, немного постояла у запертой двери, а потом нажала на кнопку звонка, просто, без всякой надежды. Дребезжащая трель была приглушенной, и звучала так, что сразу становилось ясно: никто не откроет. Алина позвонила еще раз и прислушалась. За дверью квартиры была только вязкая, плотная тишина.
Телефон Гронского был выключен, на электронные письма он не отвечал, страницу в Социальной сети удалил.
В январе, на пике обострившихся переживаний, тревожных снов и все более продолжительных посиделок в «Дрейке», Алина приехала к дому Гронского еще раз. Автомобиля у подъезда уже не было. Алина не стала подниматься к квартире, просто походила вокруг, посмотрела на темные окна, на террасу, занесенную снегом, на темнеющие под белым покровом стол и старые стулья, а потом, уже поздно вечером, решилась и позвонила Кардиналу. Бывший опекун и наставник Гронского говорил с ней холодно, но вежливо, терпеливо, и сказал, что понятия не имеет, где сейчас находится его воспитанник.
— Дорогая Алина Сергеевна, я, конечно, предпринял определенные меры, чтобы его найти, но они не увенчались успехом, а тратить на эти поиски слишком значительные силы и средства я счел неразумным, — сообщил Кардинал. Голос его был немного усталым. — Я не знаю, где сейчас Родион и что с ним, но, если Вам повезет больше, передайте, что он может перестать играть в глупые прятки. Он мне больше неинтересен: ни как подопечный, ни как друг, ни как человек, который выставил меня идиотом, нарушив данное слово. Пусть живет спокойно, потому что для решения вопроса, на помощь в котором я когда-то рассчитывал, нашлись другие способы. И кстати, его машину мои люди поставили на надежную стоянку, мало ли что. Если объявится, пусть забирает.
Было очевидно, что это конец. Даже Кардинал, пусть и не используя все свои ресурсы, искал и не нашел Гронского, а значит, ей можно было даже не пытаться отыскать человека, специально обученного исчезать без следа в больших городах — если, конечно, он еще оставался в городе. И Алина смирилась, но, как оказалось, только на время.
«ВЕДЬМА». Надпись на фанерной доске была как предупреждающий знак. Алина почувствовала, что перед ней открывается
