есть за счет ливонской казны, я хотел сказать. Причем вам совершенно не обязательно будет там жить – вы можете открыть там постоялый двор или какую-нибудь таверну, в конце концов, сдать в аренду!
– За счет ливонской казны… – эхом повторил Безухий.
Старый пират и тот еще прощелыга Агапит понимал, что его могут обмануть… и что скорее всего – обманывают. Понимал, да. Но никак не мог понять другое – почему так нагло?! Столь нереально, столь… Какой-то Эзель, Ливония… ведь можно было бы куда проще, но…
– Так вы берете дом, господин Безухий? Или вас как-то по-другому записать? Скажите, как, не тяните. И выберете место, наконец.
Агапит махнул рукой – ладно, мол. Вряд ли поверил, скорее просто решил отплатить добром Михутре – раз уж тот так просил за непонятного ливонца.
«Выкрадывание» назначили на послезавтра – Безухому нужно было время, чтобы собрать людей да составить какой-никакой план. Кое-что бывший пират уже рассказал и так, причем ни опальному королю, скрывавшемуся, впрочем, инкогнито, ни разбойному капитану Михаилу Утрехтскому в этих планах и вовсе не нашлось места. Магнус-Леонид пытался возмущаться, на что Агапит вполне резонно возразил, что будет действовать через знакомых – монастырских служек и зависимых от обители крестьян, а потому – «чужим там не место, игумена насторожите токмо». Как ни кручинился Арцыбашев, а все ж сказал спасибо и за это.
Вернее, еще не сказал, а только собирался – после свидания с выкраденной супружницей. До того светлого момента, скорейшего приближения коего так желал высокопоставленный беглец, гости расположились в светлице с узкими, выходящими во двор окнами, забранными слюдою. Сие помещение, в отличие от хозяйского кабинета, поразило Магнуса спартанской скудостью обстановки – стол, широкие лавки вдоль стен, да по левую руку от входа большой сундук с плоской крышкою, на котором наверняка можно было и спать.
Беглецы так и сделали – выпив хозяйской бражки, улеглись (король на лавке, его спутник – на сундуке) да дали храпака почти целый день, до тех самых пор, пока не проснулись от звона колоколов, созывавших народ к вечерне. Церквей в Новгороде, даже после погрома, имелось во множестве, так что спать больше не пришлось, да и не охота уже стало – что и говорить, выспались.
Вечером снова посидели в компании Агапита и его верного упыря – кривобокого Николы. Так себе выдались посиделки, не особенно-то и веселые. Безухий с Михутрей вспоминали былые пиратские времена, причем большей частью говорили то по- английски, то по-голландски, так что Арцыбашев ни черта толком не понимал. Так ведь и не один он – Никола Кривой тоже скучал да кривился, нетерпеливо поглядывая в окно, где – в курной избенке на заднедворье – его уже дожидалась рыжая Графена. Не по собственной воле – какая у гулящих дев воля? – а пожалованная хозяином в качестве награды за верную службу. Не на всю ночь пожалованная – на вечер только, о чем Безухий сразу же своего верного пса и предупредил, ничуть не стесняясь гостей: мол, долго с корвищей не валандайся и насмерть не умучь – пригодится еще, «мнози мужи после дела толоку буйную повождлять захотети».
– Так что больше о деле думай, и корву сильно кнутом не стегай, а так, вполсилы, – отпуская наконец ерзавшего на лавке слугу, Агапит угрюмо захохотал и, самолично наполнив брагою кружку, не чокаясь, опростал единым духом.
Беглецы переглянулись.
– Это ты, друже Агапит, нашу рыжую упырю своему отдал? – негромко поинтересовался Михутря.
– А она, чай, не ваша, а с Холопьей, беглая. Стало быть – моя.
Пожав покатыми плечами, хозяин вновь наполнил кружку, на этот раз не забыв плеснуть и гостям:
– Ну, что смотрите? Ну, любит Кривой девок кнутом постегать – и что? Насмерть еще ни одну не засек… без мово согласья! И рыжую не забьет, не. Ишшо парням, служкам, после дела достанетси.
– А то у тебя своих девок нету? – усмехнулся разбойник.
Агапит хмыкнул:
– Есть, да не про их честь. Пущай работают, деньгу приносят. А эта приблуда… Должен ведь с нее быть хоть какой-то толк? Сегодня велел ее покормить, завтра, чай, тоже есть будет.
– Ну, тут ты прав, друже, – разведя руками, Михутря весело сверкнул цыганскими глазами и предложил выпить за удачу.
Тост охотно поддержали, а после уж хозяин, сославшись на неотложные дела, покинул компанию.
– Нельзя нам долго в Новгороде, – помолчав, Арцыбашев подошел к окну и, зябко поежившись, накинул на плечи найденный здесь же, в сундуке, широкий, с длинными полами, охабень из персидской шерстной ткани – зуфы. Холодновато к ночи стало, на то и светлица – помещение летнее, никакой печки там и не полагалось.
