тобой, любый.
Маша улеглась на кушетке, вытянув босые ноги. Леонид, не раздеваясь, прилег рядом, накрыл жену покрывалом, погладил по волосам и, чмокнув в нос, ласково шепнул:
– Спи.
Синие очи княжны смежились, дыхание быстро стало ровным, едва заметным. И в самом деле – умаялась. С нежностью посмотрев на супругу, Арцыбашев задумчиво почесал затылок, прикидывая, что теперь делать. С одной стороны, тысяча девятьсот семьдесят третий год – это, конечно, хорошо. Не средневековье какое-нибудь, вполне современная цивилизация. Автомобили, кино, телевизоры. Персональных компьютеров, правда, нет, как и Интернета. Ну, да ничего, и без этой байды-лабуды прожить можно. Тем более, с такой-то красавицею супругой. Главное – легализоваться. Затеряться в каком-нибудь большом городе, в Москве или в Санкт-Петер… тьфу – в Ленинграде, конечно же, Санкт-Петербург в семьдесят третьем году еще Ленинградом именовался. Затеряться, документы выправить – да жить-поживать, добра наживать. Худо ли? Тем более – с Машей!
Вроде бы и неплохо, несмотря на все возможные в СССР препоны. В принципе – преодолимые, с таким-то богатством: перстнями, кольцами, шпагой. Шпагу, кстати, надо будет от «Явы» прибрать, принести… Перстни на рынке продать, да сваливать уже отсюда. С большими деньгами везде хорошо, даже в СССР эпохи Леонида Ильича Брежнева.
Так-то оно так, и Арцыбашев рассуждал сейчас вполне правильно, то есть ему казалось, что правильно. Но тем не менее все равно как-то не так. Какой-то неприятной казалась Магнусу-Леониду вся эта правильность, какой-то… немножко гнусной, что ли. И гнусности той имелись две причины. Первая – Маша. Привыкнет ли? Сможет ли? Это здесь, в деревне, вроде бы ничего – а в городе? Да и здоровье – у советских-то людей прививки от всяких болезней еще в детстве сделаны, а у Маши – нет. Да еще экология… Впрочем, княжна Старицкая – девушка на удивленье неизбалованная, скорее наоборот. Иметь такого недруга, как сам Иван Грозный! По сравнению с этим тираном, конечно, вся советская милиция отдыхает вместе с КГБ! Просто осторожнее надо быть, внимательнее. Да и насчет здоровья – Маша все ж молодая еще. Организм крепкий, с любой болезнью справится. Так что по поводу юной супруги впадать в панику незачем.
Однако имелся еще второй вопрос – Ливония. Леонид-Магнус был все же ливонский король, на которого надеялись, которому верили, видя в нем защиту от поляков, шведов… и от Ивана Грозного. Зря, что ли, он, Магнус Первый, собирал королевство, людей, вел всякие дела с царем Иваном? И что теперь? Куда всех и куда все? Прахом пойдет? Жаль. Нехорошо это как-то. Нечестно. Вроде как бы пообещал людям, а потом кинул.
Рассуждая с самим собой, Арцыбашев вдруг пришел к не столь уж и неожиданному выводу, что в жизни очень важна цель. И цель не обывательская – побольше денег да барахла, чтоб соседи завидовали – а совершенно иная. Просто «жить, как все» Магнуса теперь не устраивало. Там, в Ливонии – ему верили, ждали. Там он – король! Там же, в шестнадцатом веке, родилась Маша. Что она будет делать здесь, веке в двадцатом? «Просто жить»? Получится ли у нее, выйдет ли? Она ж все-таки княжна, принцесса… королева уже! Облеченное немаленькой властью лицо. Да, да, именно так – властью! И эту власть надо вновь обрести и использовать во благо. Не в собственное, маленькое обывательски-личное и никчемное, по большому-то счету, благо, а во благо народное! Ибо монарх – не какой-нибудь там денежный мешок, а помазанник Божий! Тот, кто обязан…
Сии неожиданно пришедшие в голову мысли Леонид поначалу пытался прогнать. Да вот только они не прогонялись никак, а все лезли и лезли в голову, отвлекая, казалось бы, от главного – как вот здесь, в тысяча девятьсот семьдесят третьем году, акклиматизироваться, приспособиться, выжить…
– Что, уже выспалась, милая? – заметив на себе внимательный синий взгляд, с улыбкой поинтересовался Магнус.
– Выспалась, – княжна сбросила покрывало и, потянувшись, крепко прижалась к мужу. – Вижу, ты все в думах. О чем печалишься?
Молодой человек вздрогнул:
– С чего ты взяла, что печалюсь?
– Вижу, – Маша смотрела на супруга внимательно и дерзко, словно бы видела его насквозь. – Мыслишь, как дальше жить будем?
– Мыслю, – кивнул король.
Княжна неожиданно хмыкнула:
– А зачем? Мы ж с тобой, чай, не шильники и не бояре даже – князья! Ты – король, я – королева!
Ах, как она это сказала, как произнесла! Какой гордой синевою сверкнули глаза, какой царственной тут же стала осанка. Да уж, сразу видать – королева! Несмотря на старую рубаху и брюки-клеш.
– Мы жить должны во благо королевства нашего, – между тем продолжала княжна. – И думать по-другому не можем. Да и
