Биклык отступил на корму, достал откуда-то снизу деревянную чашу. Сделанную, кстати, весьма аккуратно, словно на токарном станке выточенную.
– Черпни воды из реки.
Корабельщик послушался.
– Теперь смотри… – Андрей наклонился и медленно дохнул на прозрачную сверкающую жидкость, как недавно делала это болотница. Колдун почему-то был уверен, что у него тоже получится.
От выдоха чародея по воде пробежала слабая волна, и искорки, солнечные блики куда-то исчезли.
– Клянись водами реки сей, смертный, что ты, путник Биклык, никогда не причинишь мне, Андрею из грядущего, никакого вреда ни делом, ни словом, ни помыслом! Поклянись и выпей чашу до дна.
– Не пей! – вдруг дернулся один из гребцов.
Андрей предупреждающе вскинул палец, и корабельщик испуганно осекся.
– Я, варяг Биклык из Канды, сын славного Сыруча, клянусь водами текучими, дневными, ночными и небесными, что не причиню тебе, Андрею из грядущего, никакого зла ни делом, ни словом, ни помыслом своим! – Корабельщик осушил чашу и перевернул ее.
– Так ты варяг? – с облегчением опустил нож колдун.
– Мы все из мест варяжских, – пожал плечами Биклык. – Обереги забрать можно?
– Конечно, – кивнул Андрей. – Ты выпил мертвую воду, и вернуть ее из твоего тела обратно не в силах ни один амулет. Если ты нарушишь клятву, вода заберет твою жизнь.
– Я и не собираюсь.
– Отныне на меня ты тоже можешь полагаться, – заявил молодой чародей, прошел на середину лодки и, стараясь выглядеть невозмутимым, расстегнул ремень первого в своей жизни убитого человека. Варяги не должны увидеть, как внутренности пассажира выворачиваются наизнанку, как бросает его то в жар, то в холод, как бешено колотится сердце. Андрей был один против пятнадцати бывалых взрослых мужиков. Только уважение к чужой силе и страх перед колдуном могли сохранить заключенный им только что договор.
Молодой человек вогнал обсидиановый клинок в ножны, подобрал палицу, пошел на корму.
– Все?! – с надеждой спросил кто-то из корабельщиков.
Андрей кивнул. Варяги тут же склонились над мертвецом, быстро и споро сняли одежду, украшения, старательно обшарили тело и только после этого небрежно перевалили за борт.
Со своим товарищем, уже переставшим дышать, они обошлись куда уважительнее. Пояс, правда, сняли – но взамен вложили что-то в руки, потом завернули в рогожу, по очереди подошли, поцеловали в лоб, каждый прошептал какое-то напутствие.
Молодой колдун, оставшись без внимания, воспользовался возможностью наконец-то одеться.
Отданный ему костюм оказался необычным. Штаны были соединены с сапогами – если, конечно, штанины с подошвой вообще можно называть сапогами. По всему поясу шел ряд прорезей, через которые продергивался тонкий сыромятный поясок. Но самое интересное – подобные прорези имелись и в нижней части куртки. Пояс можно было продеть сразу через обе части одежды и плотно их стянуть в единое целое.
Выглядело все это непривычно – однако, наверное, было удобно для корабельной жизни. В непогоду этакий комбез не оставлял ни единой щели для попадания воды или ветра, нечему было сползти или потеряться, а если окажешься за бортом, не мог бы намокнуть и утянуть на дно.
Нижнего белья, понятно, даже не предусматривалось – но мягкая замша буквально ласкала кожу, делая непривычные ощущения приятными. Зато снаружи и куртка, и штаны были украшены полосками с бахромой, несколькими шерстяными кисточками и расшиты мелкими костяными шариками. Все опрятно, ровно, красиво. В таком костюме можно было даже в двадцать первом веке спокойно пойти вечером в ресторан и не привлечь к себе внимания. Легкое ретро в ковбойском стиле – и ничего более.
Наконец-то облачившись, Андрей опоясался трофейным ремнем, повесил в петлю палицу, заглянул в поясную сумку. Ничего особенного, правда, там не нашел. Кресало, горсть костяных шариков, назначение которых теперь стало понятно, моток суровой нитки, несколько палочек и косточек.
Пока колдун разбирался с костюмом и добычей, корабельщики закончили свое прощание с погибшим, опустили сотоварища за борт и долго смотрели вслед.
А лодка все плыла и плыла вниз по течению, не останавливаясь даже для такого печального обряда. Похоже, для варягов вся жизнь была движением, и обряд погребения в воде стал ее естественной частью – как в будущих флотах. И постоянно, меняя друг
