Девушка вытянула руки, ловя струйки дыма, источаемые пентаграммой. Она рисковала, но самую малость. В работе некроманта не бывает мелочей, Эвиса знала, где и как можно стоять. Ей нужна прочная связь с загробным миром: мама давно умерла, — придется замкнуть контур на себя, но категорически нельзя заступить внутрь пентаграммы.
Пламя задрожало, погасло, чтобы через мгновение взорваться фейерверком искр.
Руны, нанесенные внутри рисунка, ожили, пришли в движение, сменяясь в причудливом калейдоскопе. Воздух стремительно менял консистенцию, сгущаясь. Он стал весомым, вещественным, мешал дышать.
Эвиса усыпила магические шары.
Рисунок зловеще пульсировал в темноте. Врата в Хаос, прожорливые и беспощадные.
Девушка нагнулась и пустила по пентаграмме голубую змейку чар. Она все разгоралась и разгоралась, пока не опала туманной завесой. Некромантка поспешила отступить за линию, чтобы не стать жертвой Врат в другой мир.
Склеп заполнили голоса. Они звали, обещали вечный покой, если Эвиса сделает шаг. Всего один шаг. Однако некромантка знала, насколько коварны обольстители, и гнала прочь сомнительные предложения. Силой воли она выкинула из головы голоса Хаоса и взялась за воск. Эвиса обрела уверенность, ее перестало волновать, смотрит дядя или нет. Он никак не выдавал своего присутствия, видимо, контролировал по эмоциональному фону.
Мира больше не существовало.
Горячий воск не причинял боли. Застывая, он покрывал грудь рунами. Некромантка не торопилась, делала все медленно, зато точно. Пальцы окутала легкая дымка. Они без устали ткали узор чар, приближая встречу с давно ушедшими.
Убедившись в правильности рисунка на коже, девушка сложила ладони на жезле, заменявшем специальный артефакт. Легкое касание, и он обрел огненный ореол, десятки раз отразился в пламени свечей.
— Где бы ни была в пространстве трех измерений, — голос гулко отражался от стен, дрожью пробегал по позвоночнику, — Марианна шан Артен, приказываю тебе явиться.
Эвиса расправила плечи, нависая над пентаграммой. Она ничего не боялась и верила в успех ритуала.
По кладбищу рода шан Артенов пробежал сквозняк. Пламя потянулась к носкам туфель, однако девушка не испугалась, не пошевелилась.
Мгла над пентаграммой начала расти, уплотняясь.
Еще чуть-чуть!
— Властью тьмы и света!
Рука Эвисы взметнулась над рисунком. С пальцев сорвались искры, пронзив дымку. Та отпрянула, обдала волной холода, припорошившей инеем щеки. Туман исчез, клочьями разлетевшись по пещере, и взору девушки предстал некто в черном. Ком подступил к горлу, когда прозрачные руки скинули плащ, явив изящную женскую фигурку. Марианна шан Артен оказалась невысокой, тонкой, словно эльфийка. Густые темные волосы струились по плечам. Побледневшие от поцелуя смерти губы сомкнуты. Глаза закрыты, веки чуть подрагивают.
Клыки не видны: видимо, слишком маленькие. Ну да, по рассказам, мать больше пошла в бабушку.
Марианна оказалась одета по-мужски, при оружии. Эвиса шумно сглотнула при виде безобразного бурого пятна на рубашке. Прямо в сердце! Уродливая полоса на шее, запястья в кровоподтеках, ногти сломаны. Смерть украла краски, но не смогла скрыть последствий убийства.
Душа казалась легче пушинки, ее очертания расплывались от каждого, пусть даже мимолетного движения воздуха. Казалось, подует ветер и унесет призрак обратно в бесконечные миры Хаоса.
Марианна распахнула глаза. Они оказались цвета крови — как у всех мертвых вампиров. Два алых пятна на абсолютно белом лице.
— Мама? — чуть слышно прошептала Эвиса, нарушив правила ритуала.
По щеке скатилась слеза. За ней еще одна. Девушка не заметила, как разрыдалась — беззвучно, как и положено сильному магу.
— С новой встречей, Ана. — На плечи некромантки легли руки дяди. Она мысленно его поблагодарила: князь помог вернуть контроль над чувствами. — Знакомься, твоя дочь. Он назвал ее Эвисой. Как видишь, похожа на тебя, вполне себе счастливая и довольная.
— Эвиса… — Покойная вампирша попробовала имя на вкус. — Эвиса тер Шин?
Она вопросительно взглянула на брата. Тот кивнул. Марианна улыбнулась, и девушка поняла, отчего ее полюбил отец.
— Опекай ее. Она ведь глупенькая, как я. — Голос призрака лучился нежностью. — И не смей обижать! — А вот и угроза. —
