посоветовал Горный.
Мак побежал в разведывательную. По дороге он занес жуков в свою комнату. Ролинский сидел в «автоматической» комнате, изучая один из электрометров разведчика, который должен точно определять знак заряда облака. Его искалеченная рука быстро- быстро ощупывала каждую деталь прибора. Он так углубился в свою работу, что вздрогнул, увидев перед собой Мака.
— Я бы просил не входить сюда во время работы, — сердито сказал он.
— Простите, — отозвался Мак. — Но сейчас время отдыха, и все очень просят вас идти обедать.
— Знаю, — буркнул профессор, не глядя на мальчика.
— Простите, — повторил Мак, чувствуя, как от сухого тона Ролинского начинает исчезать его веселое настроение. — Я хотел попросить прощения за нашу Дженни. Мне сказали, будто она что-то наделала, пока я был в деревне. Но я бы вам не советовал обижаться на это животное. У нее же совсем немного ума!
Ролинский утратил свой безразличный вид и нервно сдвинул на лоб большие роговые очки, открыв выцветшие усталые глаза.
— О, ваши звери! — застонал он. — Это чудовище повсюду ползает и смеет портить мои бумаги. Я уже не говорю, что ваш наглый пес не дает жить моей Марго! Честное слово, это уже слишком!
— Простите меня, профессор, — в третий раз повторил Мак, — я попробую повлиять на своих… неприличных зверей и очень прошу все же идти обедать.
Что-то шепча себе под нос, профессор, однако, послушно пошел обедать.
Удивительное дело — сутулая и невеселая фигура Ролинского везде вносила нотку определенного напряжения. Так произошло и на этот раз: за столом почему-то сразу стихли веселые разговоры и какая-то неловкость почувствовалась в дружеском обществе.
Обед прошел бы в непривычном молчании, но Ролинский под конец неожиданно разговорился и начал рассказывать о красоте Кавказских гор.
После обеда Мак поспешил в свою комнату и принялся за энтомологические занятия. Он нашел хорошенький блокнот для определения и описания пойманных насекомых — экспонатов будущей коллекции. Мальчик оценивал взглядом свой инвентарь, раздумывая, из чего бы сделать хороший ящик для коллекции. В запале Мак уже представлял себе стройные ряды жертв, наколотых на булавки. В его столе нашлись отличные блестящие булавки с разноцветными головками.
Он взял коробочку с жуками, стоявшую на столе у открытого окна и… остолбенел. Жуков в ней не было. Только дырочка зияла в углу их тюрьмы. Очевидно, картонная стенка оказалась непрочной, и пленники прогрызли ее и бежали.
Разочарованный Мак пошел к отцу. Он скучал без него: лихорадочные приготовления на станции не оставляли Горному свободной минуты; днем и ночью он был с работниками, проверяя готовность людей и механизмов к битве с засухой. Надолго замолчал даже его любимец — сонар, но…
— Папа! Может, ты немного отдохнешь?
Горный засмеялся — Мак говорил, как ребенок, выпрашивающий конфетку.
— В этом есть смысл! — сказал он. — Я всегда учил тебя, что систематический отдых улучшает работу. Давай-ка прогуляемся на «Голубе», покажешь свои успехи в летном деле. Посмотрим, чему ты научился у Гриши!
Мак подпрыгнул от удовольствия.
Рекорд Мака
Полетать с папой, побывать вдвоем в безграничных небесных просторах — было для Мака огромным наслаждением.
А в этот раз полет должен был стать чем-то гораздо большим.
— Радик! — заявил Гандину Горный. — Эту прогулку я сделаю экзаменом для Мака. Ты, пожалуйста, наблюдай за нашим полетом, пока мы не исчезнем с горизонта. «Голубь» будет пилотировать Мак!..
— Ай! — то ли в шутку, то ли всерьез испугался Гандин. — Мне придется наблюдать, как вы будете падать! Дорогие, я сейчас проверю ваши парашюты…
— Григорий! — закричал Мак, надевая шлем. — Иди сюда — здесь не доверяют твоему ученику.
Григорий, наставник Мака в пилотаже, в свободное время учил мальчика летать.
