– Ох, – парень отшатнулся, увидев голову, – ты что, посланца убил?
– Какого посланца? Эти, – пнул я голову, – пришли в наши земли и стали убивать.
Я вкратце рассказал дружиннику о найденном человеке в озере, о его последних словах, о бое на заимке Вараса… но чем больше я говорил, тем больше в глазах дружинника возникало подозрительности, и я уже засомневался в правильности своего решения.
– А где воевода? В форте? – спросил я, замотав трофеи обратно в тряпье.
– В форте, – ответил дружинник и, сделав шаг назад, вдруг тихо сказал: – Это же отступничество! Указа ослушаться…
– Да ты чего? – я тоже отодвинулся на несколько шагов и обратным хватом взялся за рукоять меча.
– Указ князя – не чинить препятствий иноземным гостям. Ты нарушил указ!
– Едут! – громко крикнул один из дружинников, остававшихся на мосту, указав рукой на дорогу, – иноземцы едут!
– Позже договорим, – бросил мне дружинник и, придерживая ножны, потрусил к мосту.
– Похоже, не понравились верховоду дружинников слова твои и содеянное тобой, – старик так и сидел на толстом пне, к которому привязал свою лодку, отщипывал от черствой лепешки, что достал из свой торбы, задумчиво и размеренно жевал.
Тот, что верховодил разъездом, подбежал к мосту и бросил пару фраз одному из дружинников, кивнув в нашу сторону, и тот поспешил к нам, прошел к лодкам и встал около берега.
– Привал отменяется, просто перекусим и плывем дальше, скоро будет роща, в ней и остановимся.
– Бежим? – догадался старик, спрашивая шепотом.
– Да, как-то все неправильно складывается, – покосился я на сурового вида дружинника, комплекцией не уступающего покойному Варасу.
Пришлось довольствоваться сухомяткой, то есть полакомиться вяленым мясом с лепешками и запить все соком белого дерева. Тщательно пережевывая пищу, я косился на то, как верховода сначала немного поговорил с кем-то в закрытом фургоне иноземцев, потом с минуту активно жестикулировал, вероятно объяснял дорогу.
Бросив на дно лодки сверток с трофеями и головой иноземца, я кивнул Дарине:
– Забирайся.
А сам, присев на корточки, стал отвязывать веревку от деревянного столбика.
– Не велено, – пробасил дружинник и наступил сапожищем на веревку.
– Чего это?
– Не велено, говорю… велено сторожить вас и не пускать.
Полной неожиданностью было то, что произошло в следующий момент – старик своим окованным шестом весьма резко тюкнул дружинника по кожаному шлему.
– Давайте-ка поспешим, – как ни в чем не бывало, старый наемник побросал свои пожитки в лодку, спокойно перебрался в нее и оттолкнулся веслом от берега. Мы с Дариной последовали его примеру. Прижимаясь к высокому сухому камышу, наши лодки проплыли под мостом, и мы сильнее налегли на весла. Я оглянулся на кавалькаду, что почти проехала по мосту, активно гребли еще минут пятнадцать, протока пару раз вильнула и повернула к большой роще, окруженной топкими местами, лишь с одной стороны деревья росли у самого берега протоки.
– Ловко ты его, отец… не убил хоть? – спросил я, когда мы затащили лодки за плотный кустарник в роще, а примятые камыш и траву на берегу вспушили, пытаясь скрыть следы. Вроде неплохо вышло.
– Живой. Поди, очухался уже, – ответил старик, внимательно осматривая рощу, – вот тут нам никто не помешает поесть по- людски… эх, завтра только застав по протоке понаставят.
– До завтра ждать не будем, поедим, отдохнем, и ночью поплывем.
– На корягу напороться или каменья острые? Нет, лодку жалко.
– Доберемся за ночь до Городища, а за лодку не беспокойся, за нами поплывешь, я хорошо эти места знаю, – не стал я посвящать старого наемника в свои приобретенные посредством колдовства способности.
– Ну, раз знаешь, тогда ночью лучше, конечно, плыть.
Каша получилась наваристой, вкусной, на вяленом мясе и жире, которого в общий котел щедро бросил старый наемник. Ели молча, Дарина все никак не выходила из ступора, скорбя об отце, я то и дело прислушивался, переставая жевать, и старик, медленно работая широкой деревянной ложкой, смотрел сквозь кусты на протоку и дальше на луг, через который пролегала дорога до Городища.
– Как тебя звать, отец? – прервал я молчание.
