– А больше духи предков тебе ничего не поведали?
– Нет.
– А ты сам ничего сказать не хочешь?
Молчание, тягостное, наполненное тоской. В душу венделя не пробиться, сила воли у него ого-го, подобна броне. Но отголоски бури, которая бушевала в его душе, я улавливал. И когда я собрался уходить, он остановил меня словами:
– Я хочу с тобой поговорить о судьбе моего народа. Но не сейчас, а когда выпадет первый снег.
– И почему так?
– Думать буду и с предками советоваться. Дело-то непростое.
– Ладно, – усмехнулся я, – будем ждать первого снега.
Я поднялся, обвёл комнату взглядом и вышел. На предупреждение шамана особого внимания не обратил. Мутный он тип, и верить ему было нельзя. Голос подал, и то хорошо, глядишь, позже ещё что-то скажет, и получится его на откровенность раскрутить. А нет, так и не надо. Приедут серьёзные мужчины из Волегоща и вытрусят из него всё, что он знает и о чём лишь догадывается. У них даже паладины Христа языки развязывали и цистерцианцы из особо одарённых, а тут какой-то шаман.
Забыв о пленнике, я помчался к порталу. Попутно проверил Валентина Кедрина, который гонял своих питомцев днём и ночью, и перешёл в Дикое поле. На тропе Трояна меня никто не поджидал, и я для себя определил шамана как мошенника, занявшись текущими степными проблемами. В орде особо не задержался, за три дня уладил все самые неотложные дела, разрешил четыре тяжбы, наложил виру на пару родов и объявил о весеннем сборе невест, а затем взял конвой с заводными лошадьми и направился в Киев.
Дождь, слякоть, грязь и холод. Но непогода не могла меня остановить, и спустя несколько дней я оказался в столице Руси, где проходил большой совет русских князей. Рюриковичи, коих собралось почти полсотни душ (это вместе с молодёжью), судили и рядили, как им жить дальше. Владимирко Володаревич и недобитые Долгорукие с Ольговичами кивали на Константинополь, мол, там цивилизация, давайте поближе к ромеям прислоняться. Средненькие князья, вроде Ростислава Ярославича Рязанского, Изяслава и Владимира Давыдовичей (черниговские владетели), Рогволда Борисовича Полоцкого и Вячеслава Владимировича Волынского (он до сих пор считал, что племянник должен отдать ему великое княжение), говорили, что ничего менять не надо, и так всё хорошо. А семья Изяслава Мстиславича, он сам, митрополит Климент и мелкие князья, которым посулили некоторые блага, настаивали на избрании царя.
В итоге начали спорить, и на разговоры потратили седмицу. В это время я неоднократно тайком встречался с Изяславом и митрополитом. Первому давал советы, а второму рассказывал, как, на мой взгляд, лучше обставить венчание на царство, и подарил гимн. Какой? «Боже, царя храни!» Ходил-ходил, все мысли вокруг будущего самодержавия крутились, вот память и выдала текст. Гимн появился на бумаге, которую я передал Клименту Смолятичу. Мне-то всё равно, а ему пригодится, вещь-то серьёзная и по мозгам не избалованных музыкальными творениями людей двенадцатого века должна бить сильно.
Рюриковичи всё же решили голосовать, и великий князь получил то, о чём мечтал. Долгоруких он прижал тем, что может отобрать остатки отцовского наследства. Ольговичей купил обещанием выделить им небольшие городки для кормления. Давыдовичам припомнил, как они с Гюрги против него выступить хотели, и попросил посчитать, за сколько дней чёрные клобуки из Зарубина смогут добраться до Чернигова да сколько он потом в осаде продержится. Вячеслава Владимировича уговорил поступиться старшинством и что-то пообещал, что именно – неизвестно, по-семейному всё решалось. Рогволду Полоцкому были предъявлены свидетельства того, как он с ромеями сговаривался. Ростиславу Рязанскому великий князь гарантировал автономию и расширение владений в степь (это с моей подачи). А остальных он просто купил. Причём Иван Ростиславич Берладник, который всё же успел на сход, принял от Изяслава (в подарок, конечно, а не как взятку) триста пятьдесят гривен серебром. Ему нужно, поскольку отказываться от Норланда он не собирался. И только Владимирко Володаревич до конца стоял на своём, отстаивал интересы ромеев и ни о каком царе слышать не хотел.
Всё это было ожидаемо, и после схода митрополит Климент объявил дату венчания. Тянуть с этим не стали. Через три дня, когда галицкие князья, расплевавшись с родственниками, уехали домой, в Софийском соборе на голову Изяслава Второго надели заранее сделанный киевскими ювелирами и златокузнецами царский венец, и великий князь стал царём Изяславом Первым. Пока, конечно, не природным (наследственным) правителем Всея Руси, а избираемым.
В собор набилось людей что селёдок в бочке, не продохнёшь, и среди русских князей, епископов, бояр, торговых людей, воевод, городских авторитетов, половецких ханов и иностранных послов (ромеев, ляхов, угров и приехавших предлагать Рюриковичам своих принцесс грузин) были венеды. Ладно, это интереса не вызвало, ведь Рагдай Померанский и лучшие военачальники Венедии – союзники Изя слава. Однако рядом с ними, не скрываясь, словно так и надо, стояли волхвы. В ХРАМЕ ХРИСТИАН НАХОДИЛИСЬ
