«Напевает про себя старую песню, — предположил Реджис, — покинув разумом этот ад».
Как Реджис хотел бы подбежать к нему, сражаться и умереть около него. Или может быть нанести удар бедняге в сердце и покончить с этим, поскольку не было никаких шансов на побег. В данной ситуации быстрая смерть — лучший выбор.
Хафлинг-гоблин выпал из своих размышлений, когда огриллон остановился перед бедным дворфом. Скот повернулся к толпе и поднял большой бурдюк.
Крики одобрения достигли новых высот.
Как они возликовали, когда огриллон схватил голову дворфа, отдернул ее назад и начал вливать жидкость в его горло!
«Это должно быть какой-нибудь яд», — подумал Реджис. Очень быстродействующий и мерзкий, судя по тому, как дворф начал извиваться.
«Нет, не яд, — понял к своему ужасу хафлинг, когда борода дворфа начала дымиться, — не яд, а кислота».
Огриллон попятился, а дворф продолжал биться. Внезапно красная рана появилась на горле бедняги, и потекла кровь, а затем большая рана появилась чуть ниже голой груди, — его плоть сгорала там, где скапливалась ужасная жидкость.
Он оставался в живых еще очень долго; булькал, иногда испускал некоторые странные кричащие звуки и дико дергался, обезумев от агонии. Реджис должен был скрывать свое отвращение, должен был аплодировать, кричать и прикидываться таким же, как все вокруг него.
Он хотел выйти из этих тоннелей и сражаться. В тот момент Реджис не хотел ничего иного кроме как вонзить свою рапиру в грудь гоблина, или орка или любого из чудовищных животных, которых он мог бы найти.
Он был испуган, но главным образом, он был сердит, очень сердит, убийственно сердит.
Он не знал имени того бедного дворфа, но тихо поклялся, что отомстит за парня.
— Ба, уберите это хмурое выражение со своих лиц, — сказал Бренор дворфам, когда пролом был, наконец тщательно заделан, и монстры остались за пределами тоннелей Мифрил Халла.
Было ясно, что теперь дворфы обратили свое внимание на Дзирта, и они казались не слишком довольными его нахождением в комплексе. Сначала, четыре компаньона подумали, что причиной нервозности Боевых Топоров было присутствие самой экстраординарной черной пантеры весом больше шестисот фунтов, но даже после того, как Дзирт отпустил Гвенвивар в ее Астральный дом, дворфы остались по-прежнему угрюмы.
— Твой шлем сломался, — заметил один из дворфов, и Бренор рефлекторно, поднял руку, чтобы его ощупать.
— Ха, теперь он похож на шлем короля… — начал говорить другой, но вдруг остановился и ахнул.
— Эй, твой щит! — выдохнул третий.
У многих дворфов перехватило дыхание, и они окружили компаньонов, подняв копья и мечи.
— Вам лучше сказать нам, откуда вы явились, — сказал дворф, который заметил сломанный шлем — сломан был только один рог, и он очень напоминал отбитый рог на легендарном шлеме легендарного короля Бренора век назад.
— С запада Побережья Мечей, — ответил Бренор.
— Из верхних палат Мифрил Халла, ты имеешь в виду, — обвинила женщина, и направила свое копье на Бренора. — Ты ограбил могилу, свинья!
Атрогейт посмотрел на Бренора, затем оглянулся на других, затем снова на Бренора, пытаясь разобраться.
И он разобрался достаточно, чтобы расхохотаться:
— Бха-ха-ха!
— Нет, все было не так, — громко сказала Кэтти-бри, выступив вперед. — И это будет объяснено, полностью и к удовлетворению короля Коннерада.
— Да, вы сделаете это или у вас будут проблемы больше, чем вы можете себе представить, — сказал первый, который, очевидно, командовал этой патрульной группой. — А сейчас, отдай мне этот шлем и щит, — приказал он Бренору, и внезапно округлив глаза, выпалил: — И этот топор! О, ты взял его из холодных рук моего мертвого короля.
— Неужели ты так стар, чтобы помнить этого мертвого короля? — спросил его Бренор.
— Я сражался в войне с Обальдом, — ответил дворф. — Под командованием самого Банака Браунавила!
