– Зажигательные снаряды товьсь! – тут же выпалил Можайский.
Но его команда на несколько секунд запаздывает, и мы своими глазами видим иллюстрацию слов лейтенанта о том, что во время боя он самый бесполезный человек на всем пароходе. Командиры баллистариев уже заряжают полые глиняные снаряды – при ударе они разлетятся на сотни осколков, а из нутра их прольется легковоспламеняющаяся жидкость. Две баллисты дают залп, и почти следом за ними стреляет носовая катапульта. Только вместо чугунного ядра или глиняного шара она швыряет объятый пламенем снаряд. Он падает на берегу прямо в лужу разлитой огненной смеси, и весь берег вспыхивает в единый миг.
Нас перестают обстреливать – люди Якуб-бека носятся на берегу, прыгают в воду, чтобы спастись от пламени. Но она не помогает им от пожирающего одежду и тела огня. Те, кого смертоносное пламя не затронуло, спешат как можно скорее покинуть ставший слишком опасным берег.
– Я с вашего позволения, господа, – обратился к нам Обличинский, – отправлюсь к своим драгунам.
И, не услышав ответа, который ему не очень-то нужен был, ротмистр ушел.
– Теперь уж вряд ли стоит ждать нападения Якуб-бека на том берегу, – усмехнулся Можайский. – Мы славно проредили его банду за эти дни.
– Там, – махнул рукой в сторону правого берега Игнатьев, – вряд ли было много людей самого Якуб-бека.
– А кто же это были? – удивился я.
– Скорее всего, воины из Ургенча, – ответил граф. – У Якуб-бека точно не может быть баллист, ими он мог разжиться лишь в Ургенче, как и баркасами, на которых поднимались против течения воины. Да, сегодня многие из его людей сложили головы, но отказаться от мести это его точно не заставит.
Мне очень не понравились его слова, потому что на следующий день наше путешествие по Амударье заканчивалось и экспедиция снова вступала в пески, чтобы пройти последний отрезок пути до Бухары. Что-то мне подсказывало – именно он окажется для нас самым трудным.
Глава 7
Нападают врасплох
Всем, наверное, отлично знакома картина популярного в последние годы художника Верещагина «Нападают врасплох». Та самая, на которой солдаты, одетые в белые «туркестанские» гимнастерки и кирасы, стоят, сбившись в плотное каре, ощетинившееся бердышами и пиками. К ним сломя голову бегут еще несколько человек, а из-за их спин несется в клубах пыли вал легкой кавалерии. Всадники ничуть не изменились за прошедшие века – легкие кольчуги, разноцветные халаты, стальные шлемы под тюрбанами, короткие кавалерийские пики и кривые сабли. Их куда больше, и они способны растоптать неверных, попирающих их землю, а солдаты в плотном строю готовятся дать им отпор и, скорее всего, умереть. На их лицах написана решимость и какая-то отрешенность – мне не раз доводилось видеть подобное в Крыму, а если быть точным, в Арабате, где принимали неравный бой, из которого никто не надеялся выйти живым.
Не знаю уж, каким именно эпизодом покорения Туркестана впечатлился художник, но в одном дневном переходе от Бухары, когда казалось, что уже миновала опасность и завтра мы наконец увидим стены этого древнего города, на нас напали именно так, как это весьма метко отображено на холсте – врасплох. Дозорные едва успели сообщить о приближающейся лаве вражеских всадников – по всему лагерю, только-только начавшему пробуждаться утренней порой, затрубили горны.
Драгуны выскакивают из палаток, на ходу помогая друг другу застегивать кирасы и нахлобучивать стальные ерихонки[7]. До стреноженных на ночь коней уже никому не добраться, а потому унтера строят солдат как можно плотнее – плечом к плечу. В руках у всех арбалеты, кое у кого даже изготовленные к стрельбе, как будто они спят с заряженным оружием в обнимку. Первый ряд опускается на колено, вскидывает арбалеты, точно так же поступает и второй, третий же готовится к рукопашной схватке. Экспедиционная прислуга тащит связанные в небольшие пучки колья – хоть какая-то защита от несущихся всадников. Выставив их, люди, не горящие желанием принимать участие в кровопролитной схватке, бегут к палаткам.
– Армас, Вахтанг, к стрелкам, – скомандовал я своим бойцам. – Дорчжи, туда же.
– Командир? – удивился парень.
– Не спорь, – оборвал его я. – Мне нужен боец из команды при наших стрелках. Я должен быть уверен, что их защищает боевой товарищ, а не просто драгун.
Больше Дорчжи ничего не говорит – ему надо спешить за Мишиным и Ломидзе.
– Решил поберечь парня, – усмехается, подкручивая длинный ус, Корень.
– Пусть лучше там побудет, – кивнул я в ответ, – да мне и правда куда спокойнее, когда мой человек прикрывает стрелков.
Мы подошли к Обличинскому, замершему на правом фланге выстроенного драгунами квадрата.
