Командир спецназовцев поднял руку, указал на пролом, и его ребята неспешно двинулись вперед. А за ними, через минуту, Колпаков, Зябликов и блоггер/журналист.
– Мы находимся в страшных подвалах, которые вырыла под храмом искусств советская репрессивная машина. Что здесь было? Тайная тюрьма НКВД?
– Это театр, а не Гуантанамо, – не выдержал Зябликов. – Перестаньте молоть ерунду.
– Этот театр строили преступники!
– Инженеры и рабочие.
– Вертухаи и рабы! Я знаю людей, которые сидели при советской власти! Я слышал их рассказы! Я знаю…
– Успокойтесь, Десятник.
– Господин Десятник! – взвился блоггер.
– Много вас таких, желающих быть господами…
– Что вы сказали?
– Тихо! – попытался остановить скандал Колпаков, но «на голос» закусивший удила Миша уже не реагировал.
– Не нравится, что мы – господа? Не нравится нам подчиняться? Быдло!
А в следующий миг испуганно пискнул, потому что Феликс неожиданно развернулся и упер ствол автомата в подбородок блоггера.
– У нас операция, дегенерат, или ты идешь тихо, или тебя выведут.
Десятник бросил взгляд на Колпакова, увидел, что майор демонстративно отвернулся, и кивнул:
– Будет тихо…
И зашептал что-то в диктофон о зверствах «кровавой гэбни»…
Лестница была обыкновенной. Ну, для старых построек, разумеется: бетонные ступеньки, металлические перила, крашеные стены… Немного смущало отсутствие освещения, но фонарики позволяли видеть достаточно ясно.
А вот подземелье, в которое их привела лестница, выглядело серьезно. Зарешеченные лампы на стенах, пучки сплетенных, словно косы, проводов в древней оплетке и на фаянсовых крепежах, облупившаяся местами краска, медные трубы под потолком, а в довершение картины – отполированный каменный пол и трафаретные надписи. Так не строили и не оформляли интерьеры спецпомещений с шестидесятых годов. Ну и в пол никто давно не вмуровывал выложенные мраморной крошкой даты. В конце тридцатиметрового коридора, под порогом массивной двери были хорошо различимы четыре цифры – «1934».
Дверь была приоткрыта. Майор заглянул в помещение за ней и увидел нескольких спецназовцев. Они замерли, словно охотники, на которых идет дичь, глядя на одну из внутренних дверей в левой стене отсека.
Колпаков подошел, замер и прислушался. Внутренняя дверь была не такой могучей, как входная, поэтому из смежного помещения доносились какие-то звуки. Кажется, там кто-то разговаривал.
В отзвуки невнятной беседы вклинился новый звук, легкое постукивание, а затем еще и скрип, словно кто-то крутил ржавый водопроводный кран.
Затем последовала пауза, после которой послышался резкий возглас.
– Почему ты не сказал, что твой дед прячет здесь выводок големов?
– Прадед.
– Сейчас не важно.
– Важно.
– Почему?
– Потому что он – прадед.
– Ты идиот.
– Мне просто очень страшно.
Страшно им было обоим.
К тому же никто не представлял, что следует делать дальше, и потому кладоискатели застряли в дверях, растерянно наблюдая за вооруженными куклами.
До сих пор Пиф тешил себя мыслью, что Бортников создал нескольких слуг для обслуживания убежища, однако теперь видел, что ошибся. Это убежище было создано для обслуживания «слуг», а точнее – целого подразделения высококлассных боевых кукол.
– Зачем он их сделал?
