Выслушает? То есть посмотрит, как я перед ним распинаюсь в попытке убедить вернуться в Аркхарию? Ха!
А почему бы и нет?
Я отставила в сторону пустую чашку. Поднялась.
– Вообще-то, я в любом случае бы занялась этим делом. Но грех отказываться от столь полезного поощрения.
И с этими словами я удалилась с гордо поднятой головой. Интересно только, это соглашение считать победой или поражением?
Я сидела на подоконнике напротив комнаты, где было совершено убийство. У большинства студентов сейчас были занятия, и я воспользовалась тем, что в коридорах жилого крыла сейчас пустынно как никогда, чтобы просмотреть пергаменты, которые выдал мне Арес. Сведения о погибшей девочке. Пусть стража гадает, как убийца прикинулся Лессом, а я зайду с другой стороны. Кому и зачем нужно было прикидываться Лессом и убивать девочку? В расследовании любого убийства главное что? Мотив. Он может быть абсурдным, нелепым, неправдоподобным для остальных, но веским для преступника. И он есть всегда. Выяснить мотив, и порой полдела сделано.
Ее звали Таника Эйлетская, семнадцать лет. Я попыталась припомнить ее на занятии, но так получилось, что демон и оборотень тогда отвлекли все мое внимание на себя, так что другие ученики в памяти не отпечатались.
Я вздрогнула, когда кто-то вдруг плюхнулся рядом со мной на подоконник и весело вопросил:
– А что это вы тут делаете?
Легок на помине. Ли Д’арк собственной разноцветной персоной.
– А что это вы не на занятиях? – Я сощурилась.
– Меня выгнали, – беззаботно отмахнулся оборотень. – Теперь я должен дойти до сира де Асти и сообщить ему, что плохо себя веду.
– В таком случае, вы слегка ошиблись поворотом. И этажом, – усмехнулась я.
– Можно подумать, для нашего обожаемого ректора будет новостью, что я себя плохо веду. Так что это? – Без всякого стеснения парень выхватил у меня из рук бумажки. Ну и нахал! Но сердиться на него почему-то не было абсолютно никакого желания.
Да и потом, они же однокурсники, провести, что ли, допрос с пристрастием?
– Вы хорошо ее знали?
– Танику? – Ли сунул мне пергаменты обратно, не найдя там ничего достойного его любопытства. – Знал. Мы семь лет вместе отучились.
– И что скажете?
– Девчонка как девчонка. Не сахар, конечно, но и плохого про нее сказать не могу.
– А почему не сахар? – продолжала допытываться я.
Ли смешно наморщил нос.
– Любила всем грозить своим таинственным папашей.
А вот это любопытно. На просьбу «а поподробнее?» парень задумчиво взъерошил волосы.
– Она безобидная была, только ершистая. Чуть слово против нее скажешь, сразу переходила в нападение. А нападение, в ее понимании, – это было: «Да ты хоть знаешь, кто мой отец? Да ты знаешь, что он с тобой сделает, если узнает?» Но явных недоброжелателей у нее не было. Это точно. Только вот за все время никто так и не узнал, что это за грозный папочка, которым она так гордится…
Я, щурясь от солнечного света, бьющего в окно, наблюдала за Ли. Сначала просто, чтобы оценить реакцию на мои вопросы и правдивость слов, а потом… в какой-то момент я вдруг поняла, что уже и не очень-то вслушиваюсь, зацепившись взглядом за узор на его щеке. Черные точки и линии на смуглой коже, густые черные ресницы, словно глаза углем подведены, прядь волос закрывает часть узора, не давая увидеть его целиком и расшифровать. Это выглядело завораживающе. Я поймала себя на мысли, что мне остро захотелось эту прядь отвести, чтобы узнать, что там. Зря я, что ли, почти три года только и делала, что оборотней изучала?
И мое пристальное внимание не осталось незамеченным. Ли резко замолчал и подозрительно посмотрел мне в глаза.
– Что?
– Ничего, – я не отвела взгляд и неожиданно для самой себя спросила: – Как вы оказались в Академии?
– Думаю, примерно так же, как и вы.
Я посмотрела на него вопросительно. Оборотень охотно пояснил:
– Пришел, упал в ноги к Аресу и разрыдался: возьми-и-ите меня к себе, а то все бедную зверюшку обижа-а-ают! – С этими
