светился. Кто его знает, этого Лернского? А вдруг он с Лоо пил? Зато светлая и темный удались на славу и теперь взирали на пораженного стражника с чувством нескрываемого превосходства.
– К-кт-то… ч-чт-то… – прокудахтал тэр, прижимая к груди одеяло, словно благородная девица, застуканная в постели с булочником.
– Как посмел ты, несчастный, идти против заповедей моих?! – продолжала надрываться «Лита». – Кто дал тебе право осуждать невиновных и творить свой суд против суда божьего?!
Я решила добавить накала божественному гневу, чуть сосредоточилась и… все предметы в комнате воспарили. Лернский судорожно уцепился за столбик качнувшейся в воздухе кровати, и глаза его стали такими круглыми, что мне показалось, они сейчас выскочат и покатятся к моим ногам.
– Или ты счел неразумно, что можешь поклоняться мне, Великому Дейму, без моего на то позволения?! – вступил в игру Дерек. – Мне в приспешниках не нужны такие жалкие людишки, как ты! Я выбираю только смелых и сильных духом!
– Я-я-я-я… – У Лернского тряслись губы, выговаривать слова не получалось, и он только хватал ртом воздух, переводя взгляд с одного божества на другое.
– А я вообще за справедливость! – внес свою лепту «Лоо», высовываясь из-за спин соратников. – И равновесие!
Соратники оба пихнули его локтями, чтобы не лез, куда не надо.
– Внемли же гласу нашему! – «Лита» совсем разошлась и нависла над стражником, заставляя его вжиматься в покачивающуюся кровать и натягивать одеяло на нос. – Покайся в грехах своих!
– Ка-ка-ка… юсь, – проблеял Лернский из-под одеяла.
– Ня слышу! – рявкнула «Лита» командирским голосом бабки на завалинке.
– Каюсь! – тут же отрапортовал Лернский.
– Будешь еще невиновных за решеткой держать?
– Никак нет!
– Тогда – вольно, – великодушно позволил «Дейм», и мужчина тут же растекся по кровати лужицей – вот что значит дисциплина! – Но если еще раз заметим за тобой подобное – пощады не жди!
– А может, мы его все-таки разок молнией ударим? Для профилактики? – вкрадчиво предложила богиня Доброты.
– Милосерднее надо быть, – покачал головой бог Зла, а потом, подумав, добавил: – В следующий раз – обязательно.
После чего все трое стройным рядком покинули комнату, давясь от хохота, и мы почти бегом кинулись на улицу, пока тэр не опомнился и не сообразил, что к чему. В дверях я вспомнила, что забыла отменить телекенетическое воздействие. Щелкнула пальцами – и из спальни донесся многоголосый грохот и звон, а также отчетливое проклятие хозяина дома, на голову которому свалилась ваза.
Остановились отдышаться мы только спустя несколько кварталов, чинно пожали друг другу руки, поблагодарили за крайне плодотворное сотрудничество и, разумно рассудив, что после столь феерично свершившейся мести можно уже и на боковую, разбрелись в разные стороны.
Мы уже подходили к Академии, как я заметила, что Хельга посасывает рассеченный палец, и схватилась за голову.
– Только не говори, что ты все-таки повесила этот маяк?!
Некромантка возвела очи к небу.
– А если они твою кровь найдут?
– Не найдут! – набычилась Хелл.
– Найдут!
– Не найдут!
– Найдут!
– Не найдут!
– Это их начальник, расстараются и найдут! Кровь найдут, тебя посадят, будешь знать, как дурью маяться! – припечатала я.
– Так, ты кому подруга – мне или ему?!
Мы попыхтели друг на друга и разошлись: Хелл – спать, а я…
Я сделала очередной глоток «Вилейской сказки» – одного из самых дорогих напитков, существующих в Дариоле, – и поерзала, устраиваясь поудобнее между двумя зубцами второй по высоте башни Академии.
Вино это мне, вообще-то, среди прочего всучил Консилиум, чтобы при случае преподнести сиру де Асти с поклонами. И сейчас, когда я полезла за ночной рубашкой, а наткнулась на завернутую в нее бутыль, где-то внутри вновь всколыхнулась почти забытая
