Схватив пистолет, Васильев вышел в коридор и стремительным шагом направился в сторону вип-сектора. Мыслей не было. Сейчас ему хотелось только одного. Уничтожить всех этих подонков. Топтать их ногами до тех пор, пока они не начнут собственными кишками блевать. Но дойти до нужной двери ему не дали. В бункере быстро разносились не только хорошие известия, но и плохие новости. Отделение комендантской роты остановило его на подходе, и командовавший автоматчиками офицер потребовал сдать оружие.
– Думаешь, это что-то изменит, лейтенант? – спросил Васильев деревянным от бешенства голосом.
– Товарищ капитан, я только выполняю приказ, – вздрогнув, ответил молодой офицер.
– А если в следующий раз это будет твоя жена? Или сестра? Стерпишь? Молча проглотишь? Я офицер, а не халдей.
– Капитан, сдайте оружие, и давайте поговорим, – послышался голос, и из-за поворота вышел комендант объекта, полковник Северков.
Зная его как офицера толкового и со своим понятием чести, Васильев демонстративно сунул пистолет в кобуру и, повернувшись к полковнику, ответил:
– Я вас слушаю.
– Не здесь. Пойдёмте в оперативный центр, – мрачно пригласил Северков и, развернувшись, зашагал в нужном направлении.
Оперативный центр, огромный зал с кучей мониторов и микрофонов связи, овальным столом посредине и мягкими креслами вокруг, на непривычного человека производил гнетущее впечатление своими размерами. За столом сидели восемь человек. Пятеро в генеральских мундирах и трое гражданских. Увидев входящего капитана, сидевшие перекинулись встревоженными взглядами. Не дожидаясь приглашения, Васильев подошёл к ближайшему креслу и, сев, вопросительно посмотрел на оставшегося стоять полковника.
Очевидно, собравшиеся не ожидали такого демарша, но в очередной раз переглянувшись, не сговариваясь решили не нагнетать обстановку. Один из генералов, откашлявшись, негромко сказал:
– Спасибо, полковник. Свободны.
Дождавшись, когда Северков покинет зал, он повернулся к Алексею и, вздохнув, сказал:
– Капитан, нам очень жаль, что всё так произошло. Но теперь уже ничего не исправить. Так что давай подумаем, как будем из сложившейся ситуации вылезать.
– Просто. Вы их судите по законам военного времени, показательным судом. Или отдаёте мне, – хрипло ответил Васильев.
– Капитан, ты не зарывайся, – вступил в разговор один из гражданских. – Это мой сын.
– И что? Значит, для него законы не писаны? Думаете, сможете его всю жизнь прятать? – спросил Алексей, чувствуя, что начинает впадать в дикую, нечеловеческую ярость.
– Значит, так, Васильев, – перебил его генерал. – Твоей дочери мы обеспечим лечение и усиленное питание. Что называется, по высшему разряду. А насчёт наказания поговорим после. Вылечи дочь, обдумай всё, успокойся, и поговорим, как взрослые люди.
– Я уже всё сказал, – отрезал Алексей и, резко поднявшись, вышел.
– Твою мать! Вот только этого сейчас и не хватало, – выругался генерал, дождавшись, когда за капитаном закроется дверь. – Ты можешь своего выродка на привязь посадить? Или хочешь, чтобы такие вот мстители всех нас тут перестреляли? – добавил он, поворачиваясь к человеку в гражданском.
– Не рискнёт, – презрительно скривился тот.
– Да? А ты знаешь, что его перехватили почти у самых дверей в ваш отсек с пистолетом в руке? Сказано же, до окончания дела всем сидеть тихо, вести себя так, чтобы при любом раскладе никто не мог слова плохого сказать. А ты?
– А что я? – возмутился гражданский. – Мне и в голову не могло прийти, что они что-то подобное отчебучат.
– Можно подумать, что ты сынка своего не знаешь, – фыркнул генерал, тяжело опираясь локтями на стол. – Что делать будем?
– Во внутренний круг его больше пускать нельзя. Пока от службы освободить, а после того как девчонка поправится, отправить на внешний периметр. Пусть там за ствол хватается, заодно и пар спустит, – отмахнулся другой генерал.
– Согласен. Самое паршивое, что об этой истории уже весь бункер гудит, – скривился генерал, задавший вопрос.
– А может, его вообще вместе с семейкой за ворота выставить? – спросил папаша мерзавца.
– И как это будет выглядеть? Обидели, оскорбили и на улицу выбросили? Не забывай, здесь твоих ментов продажных нет. И баблом от потерпевшего не откупишься. Да и оружие у каждого второго, не считая каждого первого. Твоё счастье, что девчонка без
