Глава 8,
в которой Риган предается воспоминаниям,
а после с ним происходит много странных вещей
Януш Левандовский. Бывший измененный, поляк, трехсот с хвостиком лет от роду. Когда очередной знакомый развел руками по поводу Милы Аверс, Риган позвонил Яну, чтобы попросить о маленьком одолжении. Ян сказал, что лично заглянет на виллу.
Они познакомились в Сиэтле. С Левандовским их свело очередное задание Дариана и случай. Яна впечатлило его знакомство с живой легендой, а Ригана — любовь поляка к виски «Бушмилс». Они немного поболтали о вечном, о пагубных последствиях тесного знакомства с Древним, напились, покурили травы и поняли, что существуют на одной волне. Даже будучи измененными, в ту ночь они перебрали с горячительными, потому как нарочно не закусывали кровью. Из завершения знакомства Риган помнил разве что свои попытки спеть на польском и как смешно Левандовский скакал под ирландские народные мотивы.
Потом они разошлись, а спустя несколько дней случилась Чума. Спастись повезло либо избранным, либо очень богатым — благодаря невесть откуда взявшейся чудодейственной вакцине. Достать ее было не так просто, и стоила она целое состояние. Самому Ригану, как и прочим агентам Дариана, эта милость перепала лично от Древнего. Вакцина была с секретом: она спасла от болезни, но откатила измененных к человеческой ипостаси. В то время это казалось даром свыше: на пороге смерти выбирать не приходится.
Риган несказанно обрадовался, когда узнал, что Ян тоже выжил. Они несколько раз пересекались на курортах, однажды тот даже наведался в Эванс-Холл. Об их дружбе мало кто знал, поэтому, когда срочно понадобилось убежище, Риган вспомнил про Яна. Он был уверен, что тот не откажет, и оказался прав. Сейчас же Левандовский оставался последним, кто мог помочь прояснить ситуацию, — его трехсотлетние связи придутся как нельзя кстати.
Пока Риган натягивал штаны, Ян устроился в плетеном кресле и любовался окрестностями так проникновенно, будто видел впервые. Он перекатывал пальцами монетку, с которой никогда не расставался. По словам Левандовского, ему это здорово помогало в принятии решений. Например, оторвать голову любовнику или оставить в живых.
— Не стану спрашивать, как ты докатился до такой жизни, что сдал свой дом. — Ян всегда говорил то, что думал.
Риган криво усмехнулся.
— Ко мне пришел один недружелюбно настроенный господин. Вел себя крайне неприлично, разнес мой кабинет в щепки, не вставая со стула. Я очень удивился и решил податься в отшельники.
— Сколько ты выпил в тот вечер?
Риган не стал ходить вокруг да около и рассказал все с нуля. В начале двадцатого века, когда он уже несколько десятилетий был агентом Дариана, к нему пришла связная, Клотильда. Дело ему поручили на раз плюнуть: достать древнюю побрякушку у молодой особы, Эвы Ламбер, Ив. Он отправился в Женвилье — жалкое захолустье под Парижем. Именно там после смерти родителей Ив жила в компании старенькой экономки.
Дочь археолога унаследовала от отца страсть к приключениям, путешествиям и открытиям, но сблизиться с ней оказалось сложнее, чем рассчитывал Риган. Можно было воспользоваться внушением, забрать безделушку и отправиться восвояси, но ему приглянулась сама Ив: она была прехорошенькой, фигуристой, хотя и одевалась как старая дева, а от мужчин шарахалась, как фольклорные вампиры от распятия. Пришлось попотеть, чтобы затащить ее в постель, но оно того стоило. Во-первых, чувственности ей было не занимать. А во-вторых, Риган наконец-то воочию увидел подвеску, которую та прятала вместе с пышной грудью под пуританскими платьями.
Вот тут его поджидал сюрприз — у Ив была только часть безделушки, другая хранилась у ее опекуна, Тома Дюпона. Две части, соединенные вместе, оказались ключом к Древнему Городу, который так мечтал найти ее отец. Не так давно Ив закончила расшифровку его писем и дневников и собиралась ехать на раскопки вместе с археологами Дюпона. Согласно записям Бертрана Ламбера цивилизация была спрятана в Греции, под Ираклионом — туда ей и предстояло отправиться на встречу с Томой.
В отличие от большинства своих современниц, Ив не мечтала выйти замуж и вязать носки для благоверного и их общего
