ни одной живой души, только кучка упырей в бейсболках и куртках без рукавов. Завидев нас, они выбрасывают сигареты и разбредаются кто куда.
Я разделяю предрассудки большинства американских горожан об американских провинциалах [26], но жить в таком месте не пожелал бы никто. Мимо проезжает на велике парень лет двадцати – на первый взгляд настоящий спортсмен, но тут я вижу, что у заднего колеса болтается двухлитровая бутылка из-под “Пепси”, и понимаю: он взбалтывает мет.
– Ужас какой-то, – говорит Вайолет.
– Я думал, ты из Канзаса.
– Пошел ты! Я из Лоренса. Там вообще не так, как здесь.
– А я уж было зауважал тебя.
– Смирись. Но здесь тоже не должно быть такого. Боб Дилан из этих мест[27].
– И Мишель Бахман[28].
– Эти люди никак не связаны с Мишель Бахман. Ее избирательный округ далеко к югу отсюда.
Хотя бы магазин товаров первой необходимости с бензоколонкой открыт. Я узнал его – этот магазин был в “документальном фильме”, который прислали Милл-Оту. На окне красуется все тот же выгоревший рекламный плакат “Будвайзера” с лосем и несколькими перекрестьями прицелов. А в двух кварталах впереди виднеется придорожное кафе “У Дебби”, перед ним припаркована машина.
Я сворачиваю на эту улицу. Может, “У Дебби” тоже открыто.
Когда мы с Вайолет толкаем дверь с полуразбитым стеклом, залатанную фанерой, звенят колокольчики. В зале никого нет. Но лампы дневного света горят, а на окне табличка “ОТКРЫТО”.
– Есть кто живой? – кричит Вайолет.
Из кухни на другом конце зала выглядывает блондинка в белой футболке. Примерно сорок пять тяжелых лет.
– Чем я могу вам помочь?
– Эм… Вы подаете еду?
Женщина глядит на нас внимательно и достаточно долго, чтобы это показалось странным.
– Это же ресторан, солнышко, – наконец произносит она. – Садитесь, куда хотите. Я подойду через минутку. Меню на столике.
Мы с Вайолет садимся за столик посередине. В машине мы так долго сидели плечом к плечу, что теперь смотреть ей прямо в глаза очень непривычно.
– Чего? – спрашивает она. – У меня на лице что-то?
– Нет.
Но она все равно смотрится в зеркальце. Чтобы перестать на нее пялиться, я хватаюсь за меню. Оно липкое, будто обрызгано сиропом из пульверизатора.
Из кухни доносится грохот ударов чего-то металлического по чему-то другому, не металлическому. Потом женщина, возможно та же самая, кричит: “НАУЧИСЬ ПЕРЕВОРАЧИВАТЬ ГРЕБАНУЮ ТАБЛИЧКУ!”
– Думаешь, нам лучше уйти? – говорит Вайолет.
– Наверное, да. Хотя я бы подождал еще минутку.
– В смысле, это часть
Дверь кухни распахивается и бьется о стену, кажется, куда сильнее, чем могло бы выдержать стекло окошка, – может быть, так и пострадала входная дверь, – и тетка шагает к нашему столику так, словно собралась нас прихлопнуть.
– Ну что, ребятки, определились?
– А вы точно открыты? – спрашивает Вайолет.
– Так написано на табличке.
– Да, но мы можем…
Тетка корчит отвратительную улыбку:
– Что будешь заказывать, золотце?
– Французский тост, пожалуйста, – отвечает Вайолет.
