Дикая тварь

Версия первая: Обман

1

Карибское море, 100 миль к востоку от Белиза

Четверг, 19 июля

“ИШМАЭЛЬ – ПОЗВОНИ МНЕ” – это все, что гласит тель-а-грамма. Но я был слишком занят, когда ее подсунули под дверь. Вырывал зубы щипцами какому-то бедолаге. Так что телеграмму я прочел только потом.

А чувак-то был настоящий бразильский индеец намбиквара с Амазонки. Битломанская стрижка, все дела, хоть и в белой робе прачечного отделения.

Ну да, у любого отделения робы белые.

Тыкаю в очередной коренной. Говорю:

– ?Seguro?[2]

– Нет.

– ?Verdad?[3] – Они же там вроде по-испански, в Бразилии-то.

– Нормально, – говорит.

Может, и нормально. Если верить моим стоматологическим познаниям – кстати, почерпнул я их, просмотрев часа полтора видеоинструкций на Ютьюбе, – укол лидокаина в задний верхний альвеолярный нерв отключает чувствительность третьего коренного только у двух третей пациентов. Остальным нужен второй укол – в средний верхний альвеолярный, – а то они будут все чувствовать.

Надо полагать, любой настоящий стоматолог, недолго думая, вколол бы сразу два. Но именно такая логика привела к тому, что я первым делом использовал весь лидокаин в санчасти экипажа, а потом и почти весь лидокаин, который мне удалось спереть из пассажирского медпункта. Поэтому теперь мне приходится тыкать и спрашивать. А многие мои пациенты – слишком суровые мужики или просто слишком вежливые и не признаются, что им больно.

Ну и хрен с ним. Приберегу лидок для тех, кому так страшно, что говорят правду.

Выкручиваю коренной зуб так быстро и плавно, как только умею. Он все равно крошится в черную дрянь уже в щипцах. Рукой в перчатке ловлю эти крошки, чтобы не замарать чуваку форму.

Сдается мне, нужно еще разок прочитать в трюме лекцию о гигиене полости рта. В прошлый раз это, как видно, мало что дало, но, по крайней мере, там было меньше поножовщины, пока я рассказывал.

Снимаю перчатки над мойкой. Оглянувшись, вижу слезы на лице мужика.

* * *

Файер-дек 40, пожарный, блин, мостик – металлическая платформа между двумя дымовыми трубами. Насколько мне известно, это вообще самая верхняя точка корабля, на которой можно стоять. Хрен его знает, почему он пожарный.

Солнце садится, ветер как из фена. На горизонте стена облаков высотой десять миль движется параллельным курсом. Переливчатые красные и серые краски вспучиваются друг над другом, как кишки.

Ненавижу этот гребаный океан. Я ненавижу его физиологически, как выяснилось. Если я в море, капец моему сну, становлюсь весь дерганый и страдаю глюками. В том числе и поэтому работа младшего врача на круизном судне – это как раз то, чего я заслуживаю.

Не то чтобы мне пришлось выбирать. Если куда-то еще и берут столько врачей, абсолютно не парясь о том, настоящие у них медицинские дипломы или просто купленные где-то липовые бумажки (я, например, “Лайонел Азимут”, окончил университет Сиуатанехо), то я об этом не слыхал. Не говоря уже о том, что этот бизнес не особо связан с мафией [4].

Возле одной из дымовых труб с лязгом открывается люк, оттуда выходит ну очень черный человек. На нем такая же (белая)