знаете. Непривычно глядеть на ее затылок.
В общем, увидев Пэйлин на трапе вертолета, я почувствовал только уныние. Я знал, что мне недолго быть рядом с Вайолет, но не думал, что
Что же до личности этой женщины, то она не вызывает у меня почти никакого любопытства – да, ее всегда в этом упрекают, но у меня на то есть уважительная причина: я жил в США, когда она баллотировалась на пост вице-президента, а потом ушла с должности губернатора Аляски за полтора года до окончания первого срока. Бога изображают в компании праведников, Зевса – среди лебедей и дождя, но Пэйлин – блин, она была просто везде, куда ни плюнь, несколько лет подряд. Что же еще могло остаться любопытного?[70]
Впрочем, мой интерес к Пэйлин несколько возрос, когда перед ужином мы все – гости и сотрудники турбазы – выстроились в очередь, чтобы познакомиться с ней и ее свитой: она жмет мне руку, рассеянно смотрит в глаза, переходит дальше, но тут замечает татуировку у меня на правом плече и замирает, уставившись на нее[71].
Татуировка – крылатый жезл, обвитый двумя змеями. Когда мне ее накололи, я думал, что это посох Асклепия – бога медицины. Но выяснилось, что символ Асклепия – посох без крыльев и с одной змеей. А жезл с крыльями и двумя змеями – символ Гермеса, бога, переносящего людей в подземное царство.
Пэйлин протягивает руку и трогает мое плечо:
– Джон. Взгляни-ка на это. – И спрашивает меня: – Откуда это у вас?
– По идее это должен быть посох Асклепия, бога медицины.
– Но это же символ Гермеса.
Зашибись. Даже люди, которые не могут назвать все три страны Северной Америки, знают, что это за символ.
Интересно, а Вайолет заметила, что это не та картинка. Если заметила, но промолчала, чтобы не ранить мои чувства, то надо ей это предъявить. Может, тогда мы будем в расчете за то, что я не сказал ей про замороженный французский тост. Хоть какая-то зацепка.
– В чем дело, Сара? – Подходит высокий красавец-мужчина.
– Смотри.
Он смотрит – с калифорнийским прищуром. Берет меня за плечи и пытается повернуть так, чтобы рассмотреть другую руку.
– Меня зовут Лайонел Азимут, – говорю я.
Он натянуто улыбается и отвечает с обиженным снисхождением:
– Извините. Преподобный Джон Три-Шестнадцать Хок.
– Простите?
– Это мое имя. – Он делает шаг в сторону, чтобы рассмотреть татуировку на другом плече, не тормоша меня. – А-а.
Звезда Давида, она самая.
Пэйлин тоже хочет посмотреть. Преподобный не отходит, и она неловко сталкивается с ним:
– Ох, батюшки.
– Мы близко, Сара, – отзывается он, – очень близко.
Преподобный приводит ее в равновесие, и они двигаются дальше. Вайолет, как и все остальные, пялится на меня. Я пожимаю плечами и пытаюсь удержать ее взгляд, но она отворачивается.
За ужином Пэйлин подозрительно склонилась над тарелкой и, сосредоточенно морща лоб, слушает, что нашептывает ей на ухо преподобный Джон Три-Шестнадцать Хок. По другую руку от Пэйлин сидит четырнадцатилетняя девочка – как выяснилось, ее дальняя родственница по имени Санскрит или что-то вроде того. В данный момент девочка залилась румянцем и молчит, возможно, оттого что напротив нее – Тайсон Гроди.
В помещении царит странная тишина. Люди все еще называют Пэйлин “губернатором”, но только шепотом, словно не желая расстраивать ее. Фики, повинуясь какому-то инстинкту, развернулись на полпути к городу, чтобы выяснить, а не окажется ли вдруг судья достойной фигурой, ради которой стоит воссоединиться с группой, – конечно же, так оно и вышло, – и теперь они просто сияют от присутствия Пэйлин: за такое можно простить все на свете.
Я стараюсь разговаривать как можно меньше и совсем не разговариваю с Томом Марвеллом, с которым сижу за одним столом.
